Сэм поежился от влажного и зябкого ветра, который налетел с верховьев Реки. А может быть, его заставила вздрогнуть мысль о произведенном вокруг опустошении? Клеменс восхищался прелестью природы, и, что бы он там ни думал об этом мире, ему нравилась похожая на парк речная долина. Теперь ради своей мечты он превратил ее в уродливый ландшафт. И границы разорения будут раздвигаться, потому что фабрикам и заводам требовалось топливо, а бумага и уголь делались из древесины. Все, чем обладало их государство, было уже использовано, и их торговые партнеры из северного Публиджо и южной страны Чернского почти истощили свои запасы. Но если ему понадобится еще, он пойдет войной на ближайших соседей или заключит торговые соглашения с более далекими странами на юге, севере и на другом берегу Реки. Конечно, он мог бы силой завладеть их лесами, однако такой вариант ему хотелось бы оставить на самый крайний случай. Сэм питал к войне принципиальное отвращение и с трудом терпел ее на практике.
Тем не менее, если он хочет построить пароход, ему придется обеспечить свои фабрики топливом. Если он хочет получить алюминий для изготовления электрических моторов и генераторов, ему потребуются бокситы, платина и криолит.
Поставщиком этих трех минералов являлся Душевный Город — страна, расположенная в двадцати шести милях ниже по Реке. Всеми делами там заправлял Элвуд Хакинг, который люто ненавидел белых. В обмен на бокситы, киноварь и платину он требовал руду и стальное оружие, хотя Пароландо — государство Клеменса — само нуждалось в металле. Кроме того, добавляя новое бремя, Хакинг отказался выделять своих людей на разработку рудников и транспортировку добытого сырья.
Сэм тяжело вздохнул. Почему, черт возьми, Незнакомец направил метеорит так далеко от бокситовых отложений? Впрочем, Сэм и Кровавый Топор, приплыв сюда первыми после катастрофы, могли бы провозгласить район Душевного Города своей территорией, и тогда воскресшему Хакингу пришлось бы либо подчиниться Клеменсу, либо убраться куда-нибудь подальше.
Очевидно, даже мощной технологии этиков с трудом удалось сдвинуть с орбиты эту огромную железно-никелевую комету. И им еще повезло, что она упала всего лишь в двадцати шести милях от залежей бокситов и других минералов. Пожалуй, Незнакомец мог считать, что попал прямо в яблочко. Перед тем как отправиться на какое-то задание, он сказал Клеменсу, что минералы находятся в семи милях вверх по течению. Незнакомец ошибся, и эта ошибка обрадовала и расстроила Сэма. Он сожалел, что минералы оказались не в его власти, но радовался тому, что этики тоже могли ошибаться.
К сожалению, данный факт не позволял человечеству выбраться из речной долины, зажатой между отвесными скалами высотой в двадцать тысяч футов — этакая бесконечно длинная тюрьма шириной в 9,9 мили. И люди будут томиться здесь многие тысячелетия, если только он, Сэмюэль Ленгхорн Клеменс, не построит свой пароход.
Сэм подошел к сосновому шкафчику, со вздохом открыл дверцу и вытащил темную стеклянную бутылку. В ней плескалось около двадцати унций бурбона, подаренного людьми, которые не употребляли спиртного. Сделав большой глоток, он замотал головой, похлопал себя по груди и, крякнув, поставил бутылку на место.
«У-ух! Нет ничего лучше, чтобы начать новый день, — подумал Сэм. — Особенно после такого кошмара. Интересно, почему Великий Цензор Снов выпускает в прокат такую жуткую чушь? Неужели он воспылал ко мне такой любовью, что уже не вносит в мои грезы никаких исправлений? Или, наоборот, невзлюбил меня за какой-то промах?»
«А кто тебя теперь любит, Клеменс? — захихикал внутренний голос. — Люди знают, что ради корабля ты переступишь через их дружбу и любовь. Я уже не говорю о Ливи, которая была твоей женой тридцать четыре года».
Сэм выругался, пригладил несуществующие усы и вновь достал из шкафчика бутылку. После пары глотков по щекам покатились слезы, но он не захотел выяснять причину их появления. Возможно, во всем виноват бурбон или грустные мысли о Ливи. В этом мире сложных взаимоотношений и таинственных дел — или деятелей — причиной слез могло быть и то и другое. А о скольких вещах он даже боялся подумать! Темное подсознание с трепетом ожидало момента, когда рассудок согнется, чтобы завязать свои интеллектуальные шнурки. И тогда оно вышибет его из черепа пинком под зад… и Сэм сойдет с ума.
Пройдя босиком по бамбуковому коврику, он подошел к боковому окну. Там внизу, в двухстах ярдах от его дома, под сенью железного дерева стояла небольшая хижина с конической крышей, где в маленькой спаленке лежала на кровати Оливия Ленгдон Клеменс — его бывшая жена. А рядом с ней храпел своим длинным крючковатым носом Савиньен де Сирано II де Бержерак — дуэлянт, вольнодумец и поэт.
— Эх, Ливи! Как ты только могла? — прошептал Сэм. — Как ты могла разбить мое сердце?