Мир Реки: Темные замыслы

Крики провожающих быстро стихали, а потом и полностью смолкли. Огромный ангар теперь казался маленькой игрушкой. К этому времени солнце уже вылезло из-за гор, а из питающих камней, тянувшихся цепочками по обоим берегам Реки, грянули раскаты, похожие на залповую стрельбу артиллерии.

— А вот и наш тысячепушечный салют! — сказал Фрайгейт.

Летели минуты, а никому из экипажа и в голову не пришло заговорить или даже пошевельнуться. Царило такое молчание, которое можно встретить лишь где-нибудь на дне огромной пещеры. А ведь двойные металлические стенки гондолы отнюдь не обладали звукоизоляционными качествами! Когда у Фрайгейта забурчало в животе, звук был похож на отдаленное громыхание грома.

Появился слабый ветерок, уносивший шар к югу, то есть дальше от цели путешествия. Погаас высунул голову в открытый иллюминатор. У него даже не возникло ощущения движения, ибо аэростат шел с той же скоростью, которой обладал ветер. Воздух вокруг шара был совершенно неподвижен, как в комнате с закрытыми окнами. Пламя свечи, если б ее поставить на верх вернилки, наверняка горело бы вертикально, не отклоняясь в сторону.

Хотя Фрайгейт много раз поднимался на аэростатах, он всегда как бы впадал в экстаз в минуты подъема. Ни один из других видов спорта — даже планеризм — не приводил его в возбуждение, близкое к восторгу. Он ощущал себя как бы бестелесным духом, свободным от пут силы тяжести, от забот и тревог плоти и ума.

Конечно, то была иллюзия, поскольку сила тяжести продолжала держать шар в своих лапах, она играла с ним и в любой момент могла начать швырять его из стороны в сторону. Да и от забот и тревог отрыв был тоже лишь плодом воображения — для тела и ума дел находилось немало.

Фрайгейт встряхнулся, будто пес, вылезающий из воды, и принялся за работу, которая занимала у пилота значительную часть полетного времени. Проверил альтиметр. Тысяча восемьсот двадцать девять метров. Чуть побольше шести тысяч футов. Вериметр, или статоскоп, показывал, что скорость подъема возрастает по мере того, как солнце нагревает водород, заполняющий аэростат. Проверив запасы водорода и кислорода, Фрайгейт отсоединил подачу воды к батарее. Сейчас все внимание следовало сосредоточить на вериметре и альтиметре.

Долина суживалась. Сине-черные горы, испещренные большими серо-зелеными и сине-зелеными пятнами лишайников, уходили вниз. Туманная дымка, повисшая над лентой Реки и равниной, исчезала из виду с такой быстротой, с какой исчезает мышь, получив известие, что кошка уже рядом. Их сносило к югу все быстрее и быстрее.

— Не туда летим, — пробормотал Фриско. Однако сказал он это только затем, чтоб снять растущее нервное напряжение. Запуск шаров-пилотов показал, что в стратосфере ветры и в самом деле понесут их на северо-восток.

— Последний шанс выкурить сигарету, — откликнулся Фрайгейт.

Все, кроме Нура, закурили. Курение запрещалось на всех водородных шарах, существовавших до «Жюля Верна»; тут оно было разрешено, но лишь на малых высотах.

Да и какой смысл беспокоиться из-за тлеющего табака, если под конусом горит факел?

Теперь, когда шар высоко поднялся над долиной, все были заворожены открывшимся перед их глазами зрелищем — они видели не одну долину, а множество — они тянулись друг за другом параллельными рядами. Слева от них лежали долины, а точнее — глубокие и узкие каньоны, по которым они еще совсем недавно плыли на своей «Пирушке». По мере подъема горизонт убегал от них будто в панике. Фрайгейт и Райдер были знакомы с этим эффектом еще по Земле, но другие воспринимали его чуть ли не с чувством благоговения. Погаас что-то бормотал на связи, а Нур сказал:

— Похоже, будто Господь расстилает перед нами мир, как скатерть.

Фрайгейт закрыл все иллюминаторы, включил подачу кислорода и небольшой вентилятор, всасывающий углекислый газ в специальный абсорбирующий материал. На высоте шестнадцати километров, или почти десяти миль, «Жюль Верн» вошел в тропопаузу — пограничный слой между тропосферой и стратосферой. Температура воздуха снаружи составляла -73° по Цельсию.

Теперь стратостат захватило противоположное по направлению воздушное течение, что вызвало явление покачивания и кружения шара вокруг своей оси. Теперь, до тех пор пока они случайно не натолкнутся на течение с другим направлением, они будут видеть мир, как видит его ребенок, катающийся на карусели.