Мир Роджера Желязны. Лорд фантастики

— Простите, но там вы не найдете ничего, представляющего интерес с литературной точки зрения. Все ценное из хемингуэевского дома было продано или подарено библиотеке Кеннеди.

— В самом деле? — спросил я. И тут мне вспомнилось, как Роджер рассказывал, что, когда он впервые вошел в замок Амбер, он положил руку на гобелен и пощупал пальцами ткань, чтобы убедиться, что действительно попал туда. Я наугад вытащил книгу. Она была в белой обложке, маленькая и довольно старая. Открыв титульный лист, я обнаружил, что это был сборник стихов Арчибальда Маклейша. Было там и стихотворение 1926 года, написанное рукой Маклейша и посвященное Хемингуэю.

В самом низу пожелтевшей страницы Маклейш написал Хемингуэю: «Дорогой Эрнест, не хочу, чтобы это вышло неуклюже: а все остальное было бы неадекватным, потому что дальше — тишина».

Мой хозяин подошел ко мне и заглянул через плечо.

— Вот это литературные стервятники, должно быть, просмотрели, — сказал я, усмехаясь.

— Боже правый, — отозвался он. — Вы и впрямь кое-что нашли тут, не правда ли?

Это было, подумал я, послание из неоткрытой страны, о которой всегда писал Хемингуэй, из земли, лежащей за островами, за голубизной Бимини, за Карибским архипелагом, за книгами, за временем, за «Машиной Килиманджаро» Брэдбери, за той похожестью великого автора на какого-то случайного отца, которого он никогда не видел. Преодолев все случайности и фатальные обстоятельства, это послание дошло прямо до сердца. Я и впрямь кое-что нашел, как мне показалось, и мой хозяин, удивленный и обрадованный, заявил, что моя находка произведет волнение в библиотеке Кеннеди.

— Тамошние ученые набросятся на это, — сказал он, почтительно сжимая книгу.

Вернувшись в Санта-Фе, я рассказал Роджеру о случившемся, он с жадностью слушал, заинтересовавшись стихотворением. Он попросил, чтобы я переписал его для него, и, когда смотритель дома прислал мне копию по почте, я отнес ее Роджеру и вручил ему. Он читал, перечитывал, а потом улыбнулся.

— Это ключ к разгадке, — сказал он одобрительно.

— Ключ?

— Да. В этом стихотворении — ключ к уходу Хемингуэя.

Мне и самому так казалось, но я ничего не сказал, предоставляя ему возможность развить мысль. Но он больше не стал об этом говорить, довольный, что отыскал ключ.

— Теперь ты можешь продолжать, — сказал Роджер, — писать все то, что задумал, поскольку демон исчез, он уничтожен этим стихотворением.

— Ты думаешь, призрак Хемингуэя дал мне эту книжку? — спросил я.

Роджер засмеялся.

— Я бы не стал говорить так прямолинейно. Тем не менее я бы сказал, что его дух все еще живет в той работе, которую он проделал при жизни. Он еще полон сил.

— Как, по-твоему, почему никто не видел эту книгу раньше? Ведь, как мне рассказали, они вывезли из дома все подчистую.

Роджер на минуту задумался, глядя в пол.

— Гм-м. На этот вопрос ты должен ответить сам, и я думаю, ты знаешь ответ. Ты ведь и поехал туда в поисках чего-то, не так ли? — Потом он спросил: — Так что ты теперь собираешься писать?

— Сказать по правде, еще не знаю.

— А еще что-нибудь случилось там, в Кетчеме? — допытывался он. — Что-то, о чем ты мне не рассказал?

Я задумался. Мы пили крепкий черный кофе с Голубых гор на Ямайке, заедая шотландскими булочками, которые Роджер принес утром из булочной, и, думая, я разглядывал пар, поднимающийся над его чашкой. Его глаза загадочно мерцали, и я вспомнил, что однажды он рассказал мне о своей фамилии, которая, так же как и его семья, была польского происхождения. Искры, разлетающиеся от раскаленного железа под молотом кузнеца. Глаза Роджера, в которых мелькал голубой огонь, напомнили мне о том, что и сам он тоже был выкован из этого имени: Желязны. Создатель искр, кузнец слов.

— Есть кое-что, чего я тебе не сказал, — припомнил я. — Мне было кое-что сказано перед самым отлетом из Айдахо. Это тоже довольно странно. В аэропорту был один старик, который подошел ко мне и спросил, как я зарабатываю себе на жизнь, и я слукавил, пробормотав, что я учитель. И знаешь, что он сказал, этот старик? Он спросил, не рассказчик ли я. И я ответил, что, как учитель, не могу без этого обойтись. И потом, пока мы ждали самолета, он рассказал мне одну историю. Она была об одном горце по имени Джон Кольтер, который пробежал полуобнаженный три сотни миль по диким землям, преследуемый половиной племени Черноногих.

Роджер сказал:

— Держу пари, это стоит большего, чем стихотворение Маклейша.

Больше он об этом ничего не сказал, и я ничего не говорил по меньшей мере год. Потом, однажды вечером, когда мы вместе обедали, я показал ему первую главу книги о том, как Джон Кольтер бежал за собственной жизнью. И вновь мы пили кофе. Он улыбнулся и поставил на стол свою кружку.

— Это хорошая проза, — сказал он.

— Я показал тебе это неспроста, — сказал я ему.

— Правда? — Он отхлебнул кофе и вновь поставил кружку на стол.

— Я хотел бы знать, не согласишься ли ты написать эту историю, не могли бы мы написать ее вместе?

— Какова сюжетная линия? — спросил он заинтересованно.