Мир с членистоногими

Теперь Алик заглядывал к нему не часто: график работы у него был неравномерный и непредсказуемый. Наносить визиты Алику тоже было можно, но у того была семья и немаленькая, у себя дома Алик был нарасхват.

Сергей Семёнович освободил дыни от косточек, нарезал мякоть на дольки и свалил их на блюдо. Для себя поставил бокал — Алик не употреблял. Не из принципа — просто не любил.

— Слышу! Иду, — крикнул он в ответ на трезвон из прихожей. — Дверной звонок каким-то непостижимым образом всегда реагировал по-особенному на прикосновение необыкновенной ручищи.

Алик, мимоходом кивнув хозяину, и занял место у дынного развала.

— Рассказывай, — буркнул он. — Получилось?

— Можно и так сказать. Есть один прокол, но я уже знаю, в чем причина. Зимой, даст бог, запустим.

— Не повезло мне пентюхом уродиться. — Вздохнул Алик.

Алик не подразумевал, что он какой-то редкий остолоп или тупица. Всё у него было нормально, и никаких глупостей он в своей жизни не совершил. Он просто сожалел, что выдался слишком громоздким и никак не мог бы уместиться в посадочный модуль своего друга.

— Ты позавчера дежурил на площади перед прокуратурой? — В свою очередь поинтересовался Сергей Семёнович.

— Дежурил, куда я денусь. Всё путем.

— Так, вроде бы, дама одна под вашу машину попала и еле выжила.

— Обидно, конечно, но полиция тут не при делах. Сама под машину кинулась. А мы с народом разошлись мирно.

Речь шла о демонстрации у здания прокуратуры: толпа требовала отпустить задержанного незадолго перед этим пенсионера, который «агрессивно» настаивал наказать избившего его омоновца.

— То есть, народ был тоже удовлетворен исходом?

— Ты, Серега, не о том. У народа нет рожи. Кто-то хочет одного, а кто-то другого.

— Но, вроде, все хотели освободить пенсионера?

— Так это не мы решаем. Нам приказали очистить площадь перед прокуратурой. И мы очистили. Никого не побили.

— Ну, немножко все-таки дубинками поработали…

— Кстати, я давно у тебя хотел спросить, ты человек ученый — всё знаешь. Кто придумал дубинку?

— Что-то не понял я вопроса, Алик. — Удивился Сергей Семёнович. — Кто изобрел дубинку?

Алик отодвинулся от дынного изобилия и серьезно посмотрел на приятеля. Потом согнул левую руку в кулак, стукнул себя по колену и набрал полную грудь воздуха. Это означало, что он ожидает серьезного разговора. О чем-то, что давно его волнует.

— Я спрашиваю, Серёга, — кто этот малый, который первым догадался взять в руку дубинку?

— Ты имеешь в виду «милицейскую» дубинку или кусок палки, чурбан какой-нибудь?

— Да любую палку! Наша дубинка удобная, но ее любой дубина придумает. — Хохотнул своей шутке Алик. — Важна идея. Это был кто-то с хорошей головой, допереть до такого! Без нее кругом был бы полный бардак. Скажешь человеку «Отойди, здесь нельзя стоять» — не понимает. Берешь дубинку, стукнешь его легонько по котелку, совсем чуть-чуть — и он сразу осознал. И отошел. Кто этот гигант, чья идея? Или давно это было и теперь никто не помнит?

— Вопрос не пустяковый, — задумчиво протянул Серёга. — Конечно, давно, ну очень давно это было. Тот изобретатель тогда и человеком-то еще не был и считается, что именно взяв в руки палку, он постепенно и превратился в человека. Но что тебя-то здесь восхищает? Можно, ведь, и рукой двинуть…

— Что ты! — Категорически отверг такую возможность Алик. — Я рукой не могу, так и убить можно. Жалко же!

— А палкой по голове тебе его не жалко?

— Жалко. Но я чуть-чуть, чтобы только он понял. Я не для кайфа. Работа у меня такая. Хотя есть у меня в отряде бойцы, готовые оттянуться по-полной, но со мной не забалуешь.

— И ты говоришь им «Уйди — умрешь»?

— Нее… «Пойдешь под трибунал».

Везде можно оставаться человеком, — подумал Сергей Семёнович.

Нет — и всё!

Вагон был полон, в билетной кассе не наврали, но три часа можно было обойтись и без места в купе. Сёма положил локти на раму и подставил голову ветру. Приятно было рассеять взгляд между кленами, домишками, босоногими девчонками на лугах и всегда чем-то обиженными воронами. Сёма был доволен: план выполнен, потерь нет. Стоило ли вздыхать по поводу заплывшего глаза? А ведь чуть было не спустил в помойку тёткино наследство, он пошевелил пальцами свое сокровище в кармане.

Его удовлетворенность самим собой неожиданно прервала рука, которая легла на его плечо и легко повернула спиной к окну.

— Спички есть?

Сёма дал, — попробуй отказать такому бугаю. — Попутчик закурил и подмигнул так, как будто что-то знал о нём или догадывался.

— Только что сел?

— Да, а ты? — Сёма подумал: «Смотрит, как в замочную скважину, чем я ему не угодил»?

— А я от самого Сочи. И ещё почти четыре дня осталось. А с глазом у тебя что, с кастетом не поладил?

— Нет, это кулак. Кастетом было бы — живописней.

— Кулаком? — покачал головой сосед по вагону. — С любовью приложились.

— Ну да, с любовью. Точнее, за любовь.

Сёма повернулся к окну, считая, что разговор окончен, но рука легла снова и снова его развернула. Это у него очень естественно выходило, без всякой злобы. Лицо у попутчика было, как у старого друга, но Сёма таким не доверял.