Мир с членистоногими

Однажды в нашу дверь громко постучали. Едва не сбив с ног открывшего ей мужа, влетела Соня, прямиком проникла почти на середину салона для выступления, и подбоченилась. Её сердитое и строгое лицо зловеще произнесло: «Сейчас же уберите вашу кошку с нашего окна — иначе Иосиф будет её убивать!» В это время Мурка не спеша вышла из-за дивана и грациозно присела у моих ног, послушать, что там про неё судачит соседка. «Соня! — говорю я ей. — Вот же наша Мурка!» Она глянула на Мурку, круто развернулась и с порога открытой двери закричала вниз: «Иосиф! Убивай! Это не их кошка! Мурка дома!» Ни тебе здраствуйте, ни до свидания, что уж говорить об извинениях. И, конечно, Иосиф никого убивать не собирался, ни кошку, ни Соню.

Но самыми примечательными были её схватки с другой соседкой с первого этажа, Дорой. Их двери и окна были рядом. Дора была психически не вполне здорова и, вдобавок, страдала диабетом. В Израиле больщинство таких больных принимают соответствующие препараты и живут дома. В обычное время Дора была интересным и неглупым человеком, но на неё, как говорится, находило. Её красавица дочь выгнала очередного мужа, занималась своим сыном и мать навещала редко. Вобщем, видимо, препараты принимала она через пень колоду и подступали галюцинации. Основным их лейтмотивом были ночные переходы Иосифа к Доре — сквозь стенку. Что тут начиналось! Мат и взаимные оскорбления часа на два. Соня заходилась в крике и негодовании, вопила, что эта Дора ни на фиг не нужна её Иосифу. Будет её Иосиф лазать по ночам к Доре! А Доре становилось обидно, чем это она так уж плоха! Уж не хуже дуры Сони, и пусть Соня не забывает, что им обеим далеко за семьдесят. Про то, что Иосиф вряд ли мог просачиваться через стенку, Соня как то уразуметь не умела. Я поутру пыталась объяснить Соне, что Дора больна, и не нужно так бурно обижаться. Выслушает и забудет. Так продолжалось не один год. Потом несчастная Дора умерла. Иосиф каждый день спал в кресле, выставленном в тень, пока не ушел в мир иной, и Соня стала невестой. На смотрины ходили пожилые мужчины, интеллигентные и не очень. Некоторые походили на профессоров, другие на важных начальников, или на бывших олимпийских чемпионов. Соня выбирала, в подъезде стало спокойнее, Мурка перестала её занимать.

Так что легенда, будто бы евреи все жутко умные и приспособленные — сильное преувеличение. Они разные: и умные и глупые и образованные и совсем тёмные. И хитрят лишь неоторые, а на скрипках играют единицы.

Истоки шовинизма

Чтобы понять самого себя, иногда полезно понаблюдать за более примитивными существами. Так, прошлым летом я близко познакомился с вороненком, у которого возникли трудности на жизненном пути. В мае птенцы обычно окончательно прощаются с родной скорлупой и начинают привыкать к жизни, но для некоторых она оборачивается суровой стороной, если они слишком рано покидают гнездо и лишаются материнской заботы. Причины могут быть разными, то ли малыш случайно выпал из гнезда, то ли не ужился с братьями в борьбе за пропитание, а иногда мог чем-то не понравиться собственной матери.

Приземлившись, мой будущий питомец не слишком долго страдал от одиночества, им тут же заинтересовалась соседская кошка. Вороненка я у неё успел отнять и назвал Кирой, размером она была всего лишь с ладонь. Принёс её домой, закрыл, от греха подальше, домашнего кота Винсента в другой комнате, и, для начала, поставил на стол, на собственные ноги. Оказалось, она уже была в состоянии ходить, это были её первые шаги, по гнезду-то не больно разгуляешься. Кира подошла к краю стола, заглянула вниз и осторожно отодвинулась. Тогда я спустил её на пол, пусть осваивается.

Но Кире было не до прогулок. Добывать пищу она не могла и, больше того, у неё не получалось даже склевывать лакомство с пола или с руки. Она задрала голову, широко разинула клюв, глядя одним глазом на меня и громко каркнула голосом почти взрослой птицы. Своим кормильцем она, похоже, назначила меня.

К счастью, Кира была не слишком разборчива в еде. Её устраивали крошки хлеба, колбасы, кусочки сырого мяса или рыбы и пойманные мною заранее мухи. В разинутый рот нужно было вкладывать лакомый кусочек, она глотала и сразу же требовала ещё. Было ощущение, что она бы заглотнула и металлическую гайку, если бы я решился на такое зверство. Возникало даже впечатление, что досыта не насыщалась она никогда. В процессе потребления еда быстро переваривалась, переработанные остатки она выбрасывала на чистое место. В этом отношении она была весьма аккуратна и, если обнаруживала где-то на полу непорядок, находила опрятный уголок, оставляла там свой подарок, и тут же продолжала выпрашивать еду снова. Не удивительно, что она, в конце концов, надоела матери-вороне.