Географическая отдалённость беливеров не мешала им изредка напоминать о себе. Годвинсон была вынуждена поддерживать хрупкий баланс между численностью населения на подвластных базах и количеством зла, с которым требовалось бороться. Периодически первых становилось ощутимо больше, чем второго, назревала смута. И тогда лидеры беливеров приоткрывали крышку у котла посредством организации очередного похода во славу высших сил, куда записывали наиболее рьяных. Все подобные мероприятия заканчивались одинаково — немногие уцелевшие после марша через необитаемые земли добирались до баз противников и бездарно гибли под огнём их защитников.
Но недооценивать беливеров в военном плане не стоило. У Верующих в Господа имелась и профессиональная армия, и хорошо подготовленная — а главное, идейная! — разведка, благодаря чему люди Годвинсон давно перестали быть аутсайдерами в технологическом плане.
Находка, сделанная Ником, могла свидетельствовать как о новом походе во славу, целью которого являлся Югопорт, так и об интересе к Загранке со стороны профессиональных силовых структур беливеров. Оба варианта сулили русентийцам неприятности, и ругань Зернова была вполне объяснима.
— Придётся поднимать майора. Не думаю, что ему всё это придётся по нраву.
— Кадетам будет тяжелее, — хмыкнул в ответ Ник, и капитан согласно кивнул.
Против ожидания, Коврадский заметно повеселел от доложенной ему новости, в отличие от прочих обитателей лагеря. Поднявшееся настроение майору слегка подпортила лишь очередная стычка с Алексом.
С незапамятных времён при угрозе нападения на гражданское население военные Русенты обладали правом мобилизовывать всех способных держать оружие — а ещё точнее, способных хоть что-либо держать. Процедура мобилизации была короткой и красивой, почему неоднократно обыгрывалась в постановках в голографических театрах. Старший офицер объявлял: «Граждане Русенты! К оружию!». Каждый, кто слышал призыв, был обязан ответить: «До последней капли крови!». Отказ от отзыва был равносилен отказу от русентийского гражданства.
Но у разведки также имелись мобилизационные возможности, и Алекс не преминул воспользоваться ими. В разрешении на выезд в Загранку у юного русентийца был включён пункт: «Может при наступлении крайней необходимости мобилизовать двоих граждан». Без лишней патетики Алекс назвал Силача и брата, они пробормотали положенный ответ и оказались вне досягаемости майора.
Возражать Коврадский, естественно, не мог, но покричать («Граница в опасности! Мне нужен каждый человек!») был просто обязан. В конце концов, все вольно или невольно очутившиеся в лагере должны были понимать, кто здесь занимает неформальную должность альфы. После непродолжительной беседы на публику майор и Алекс обменялись фразами на пару тонов потише. Майор остался доволен, по лицу разведчика, как обычно, сделать выводы не получалось. Кадеты и мобилизованные против главенства майора не возмущались, один только дедок-пограничник кинул на Алекса укоризненный взгляд.
Выяснив отношения со старшим Зварой, армеец развил бурную деятельность. Гарнизон лагеря был разбит на три отделения, по десять кадетов в каждом. Все мобилизованные были присоединены к третьему, составленному из кадетов похуже и послабее. Сам майор с двумя первыми отделениями выбрал для себя позицию в пяти километрах к северу от лагеря — группу холмов, подступавшую вплотную к берегу. Северный путь считался наиболее вероятным направлением атаки, горы и бескрайние фунгусовые поля делали обход озера с юга практически невозможным.
На третье отделение под командованием Зернова была возложена обязанность оборонять собственно лагерь. Разведке майор приказал «действовать на своё усмотрение». Юридическая значимость такого приказа была ничтожной, Звара и так поступал бы как считал нужным, но майору требовалось лишнее публичное подтверждение своего приоритета.
Ночь после ухода Коврадского с двадцатью кадетами прошла спокойно. Караульную службу в здании командного центра защитного периметра несли двое местных, а также примкнувшие к ним Алекс и Силач. Капитану мягко, но настойчиво посоветовали выспаться («Нет ничего хуже в бою, чем сонный и зевающий командир»), долго уговаривать его не пришлось.
Первые лучи светила открыли благостную мирную картину — тихий лагерь, спокойные воды озера, очертания гор на противоположном западном берегу. Проснувшийся Зернов обнаружил в командном центре по-настоящему домашнюю обстановку — братья и Силач, как ни в чём не бывало, завтракали омлетом, свежими фруктами и приятно пахнущим кофейным напитком.
— Присоединяйтесь, капитан, — старший Звара мотнул головой в сторону свободного стула, а младший тут же поставил чистую тарелку.
— Война войной, а приём пищи по расписанию? — буркнув что-то про вездесущего Капитана, Зернов приступил к поглощению предложенного провианта.
Насытившись, армеец отозвал Алекса в сторону и приступил к налаживанию рабочих отношений.
— Алекс, не моё дело, но не стоит ли вам произвести разведку местности?