Мир SMAX. Трилогия (СИ)

— Знаете что, Филимонов, — отдышавшись после подъёма на восточный вал, предложил историк. — Я напишу статью… нет, монографию о вашем выходе и о бое в кратере. Вся Русента должна узнать о том, что здесь произошло.

— Парень, дела разведки в наши дни не в чести. Полиции не понравится, если ты похвалишь нас.

— Плевал я на полицию! — на самом деле, Кондратий выразился жёстче, по-фронтирному. Но пусть будет «плевал».

— А в тебе что-то есть, парень, — разведчик внимательно оглядел историка с ног до головы, как будто заново его оценивая. — Хорошо, пусть будет по-твоему, мы со Стерёгой поможем, чем сможем… Что это? — резкая смена тона заставила спутников вздрогнуть.

На тропинке при сходе с вала — так, что не заметить его было невозможно — лежал карманный прибор для голозаписей. Проще говоря, миниатюрная внешняя память; на Земле её назвали бы записной книжкой, а в русентийской разговорной речи — памяткой. Обычный прибор, ничем не выделяющийся. Русентийский. Современный.

— Тихо! Я первый! — в Филимонове проснулись навыки, намертво привитые ему два с лишним столетия назад. Бывший разведчик окончательно превратился в разведчика настоящего. Осмотр местности — визуально и никогда не виданным Кондратием загадочным приборчиком, невесть как очутившимся в руках старика. Да старика ли? Бойца, прикрывавшего историка и девушку от ещё невскрывшихся опасностей, язык больше не поворачивался называть стариком и даже могучим старцем.

— Фон естественный, взрывчатых, токсичных, прочих опасных веществ не обнаружено. Самая обычная памятка. Пожалуй, можно её поднять.

— Откуда взялась-то? Мы никого не видели, — вопросы Стерёги были исключительно практичными.

— Тема хорошая, но разбираться некогда. Её оставили для нас. Мы её заберём и быстро улетим отсюда. С содержимым ознакомимся в воздухе.

— А если там этот… как его?… следящий прибор, ма-я-чок?

— Парень, не глупи! И не учи учёного, — ну конечно же, Филимонов проверил находку и на присутствие жучков. Не обнаружены.

Разведчик осторожно поднял памятку на вытянутые руки и скорым шагом поспешил к гравилёту. Стерёга с Кондратием еле за ним успевали.

Следующим пунктом назначения являлся Сильфонт, но подстраховки ради летательная машина двинулась к нему по дуге. Заодно у путешественников образовалось дополнительное время для внимательного изучения записей в памятке.

Точнее, записи. Она была там одна. Текст и его озвучка нейтральным голосом встроенного в памятку программного обеспечения. Озвучку прокрутили трижды. Текст каждый прочитал столько раз, сколько смог.

— Значит, не тридцать кадетов и три офицера, а двадцать девять и два? — пробормотал Филимонов.

— Точные данные о потерях в трагедии под Югопортом никогда не назывались, только «десятки погибших». Кажется, вы знаете об этом бое больше, чем остальные?

— Не все остальные, но многие. Интересовался, — разведчик не стал растолковывать Кондратию, что бы это могло значить.

Важно было другое. В сражении с беливерами и спартанцами, вероломно и при содействии хиванских шпионов братьев Звара напавшими на почти безоружных кадетов, защищавших неустановленное количество мирных жителей, выжило два военнослужащих Русенты — один капитан и один кадет. Показания кадета по фамилии Андреев были записаны на подброшенной памятке.

— Скажите, Филимонов, вам ничего не видится странным в этом… произведении? — последнее слово Кондратий произнёс с нескрываемым отвращением.

— Да тут вообще всё вокруг странное. А писулька эта… В первой жизни я бы сказал, что автор сильно перебрал напитков дурманящего класса.

Поверить в показания Андреева смог бы только полный клинический идиот, абсолютно наивный юноша, просидевший всё детство и отрочество, ни разу не выйдя на улицу — или злонамеренный человек, задавшийся целью погубить жертвы оговора.

По показаниям выжившего кадета (кстати, а как у него получилось спастись в развернувшейся бойне?), двое мальчиков 11 и 9 лет действовали как картонные злодеи. Пока кадеты и офицеры героически противостояли тысячам врагов, братья срывали буквально все до единого планы обороны, выводили из строя оружие, самолично убивали со спины доверчивых защитников и, демонически хохоча, раскрывали для неприятеля ворота. Их зловещую роль никто из русентийцев так и не смог понять до самого конца, и только последние двое военных спасли свои жизни для того, чтобы подлые шпионы оказались разоблачены.

Подлые шпионы, кстати, вернулись в Югопорт, уверенные в отсутствии свидетелей своих преступлений. Как же они ошибались! Кадет Андреев и некий капитан, чьё имя в показаниях отсутствовало, помогли справедливости восторжествовать.

— Бред, полный бред! Филимонов, теперь вы верите в то, что у разведки бывали судебные ошибки?

— Каратов, а ты помнишь, что ты потомок Ника?

— То есть, вы думаете, что все эти показания были зачем-то сфабрикованы, для какой-то цели, а на самом деле Ника и, возможно, Алекса не казнили?

— Так делалось. Иногда.

— А в каких случаях разведка шла на подобное?

— Редко, редко это делалось. Если нужна была игра со шпионами противников. Или…

— Или что?