Мир снов

За столом сидел мужчина лет сорока, приятной внешности: высокого роста, с густыми черными волосами и с маленькими очкам на глазах, не понятно, как державшимися на большом носу. Его кабинет практически не отличался от кабинета Малышева, отличие было лишь в расположении мебели.

— Присаживайся, как твои дела? Кошмаров и галлюцинаций больше нет? Никто к тебе не приходит больше?

«Галлюцинации?» — задумался я, может это и есть причина того, что она меня видит?

— Нет, Николай Павлович, все хорошо, — ответила Лада, глядя не на доктора, а на меня, потирала она свои маленькие пальчики друг о друга.

— Тебя явно что-то беспокоит, Лада. Расскажи мне, ведь я врач, я помогу тебе.

— Нет, правда, все прекрасно, честное слово. Спасибо за то, что разрешили мольберт поставить в палате, это меня здорово успокаивает.

— Хорошо, так что же тогда тебя привело ко мне? — приспустив очки, доктор стал рассматривать ее с ног до головы. Если бы я мог, то за такой взгляд в сторону Марины, он мог бы сильно поплатиться, но, увы, это было не в моих силах.

— Николай Павлович, я хотела спросить, а Сергей Петрович будет сегодня? Я хотела у него проконсультироваться по одному вопросику, — переведя свой взгляд с меня на него и натянув пониже, на колени свой сарафан, в котором я ее видел еще с ночи, спросила Лада.

— Все что тебе нужно могу сказать я, а Сергей Петрович в служебную поездку отправился, так что минимум месяц его здесь точно не будет. Всеми его пациентами как раз буду я заниматься, так что консультируйся со мной, — не отрывая своего «взгляда» от Лады говорил он.

— Лада, Лада, спроси за Марину, где она, она из триста восемнадцатой палаты, — произнес я Ладе.

— Дело в том, Николай Павлович, что я бы хотела нарисовать портрет одной девушки, но ее нет в своей палате, и я… — не успев договорить, как он перебил ее.

— Какой девушки?

— Я не знаю как ее зовут, она из триста восемнадцатой палаты, у нее такое загадочное лицо, я хотела ее запечатли… — снова не договорив, он опять перебил ее.

— Увы, Ладочка, ее больше нет с нами, вчера вечером она умерла.

— ЧТО??? Нет, ты лжешь, сукин ты сын, — закричал я и подлетел к нему, — Отвечай где она, — я бил его руками по лицу, по столу, но без толку, мои удары проходили сквозь него.

— Какой ужас, а что с ней случилось? — дрожащим голосом спросила Лада, она смотрела на мои действия и отодвинулась дальше от доктора.

— Я не могу разглашать информацию о пациентах, я клятву давал и, кстати, не смею больше тебя задерживать, я сейчас занят.

— Но… — хотела еще что-то добавить Лада, как ее снова перебил доктор.

— Пойди, отдохни, я тебя не задерживаю или тебе успокоительное нужно? — сдвинув брови, грозным взглядом посмотрел он на нее.

Не сказав больше ни слова, Лада встала и вышла. Я продолжал «бить» врача, но без толку, он просто встал со своего места, подошел к шкафу и взял оттуда бутылку, опрокинул прямо из горла, сделав несколько глотков, поставил ее на место и вышел из кабинета. Я же, как заведенный, продолжал бить потому месту, где сидел Смирнов и кричал:

«ЛОЖЬ, ЛОЖЬ, ЭТО ВСЕ ЛОЖЬ».

***

День пролетел стремительно и незаметно. Вечер опустился на больницу.

— Как ты, Кирилл? — спросила стоя возле него Лада.

— Я не могу поверить, что я опоздал, это все моя вина. Если бы я не пошел посмотреть свой дом и не оставил ее одну, то ничего бы этого не было, как мог я поддаться соблазну, зная что Марина в опасности.

— Не вини себя, если бы ты даже был рядом ты ничего не смог бы сделать, возможно, такова судьба и ее, и твоя, — ее глаза покраснели и из них начали капать слезы, — Мне очень жаль, — проговорила она и села на свою кровать и прикрыла глаза руками.

Впервые, со времени своего «пробуждения», Кирилл почувствовал усталость и тяжесть в ногах. Его сознание просто отказывалось верить в то, что он услышал.

— Я пойду к себе в палату, устал я что-то, — сказал он и вышел, оставив Ладу одну.

Придя к себе в палату, он как обычно подошел к окну и взглянул на ночное небо.

«Если ты где то там, прости меня, Марина, я не сдержал своего слова и подвел тебя».

Кирилл опустил голову и вглядывался вдаль, за горизонт — в темноту города. Как он хотел сейчас заплакать, взвыть, закричать не человеческим голосом, чтоб вместе с криком из груди вырвалось сердце. Его душа была пуста. Образ Марины стоял у него перед глазами. Он чувствовал себя кем-то другим, падшим и безликим, таким пустым, пустым внутри. Часть его мертва.

Где-то вдалеке темного города резко вспыхнул и погас ярко-красно-багровый свет.

— Вот это молния, — сказал себе под нос Кирилл, далее последовал еле слышный хлопок, — И гром сегодня какой-то тревожный.