— Ну, почему? Лада, покажи.
— Нет, — она схватила мольберт и с силой бросила его с крыши, — Он еще не окончен, не окончен, — завопила она.
— Тихо, тихо, успокойся, а ты могла бы нарисовать меня? — пытаясь как то сменить тему, спросил я.
— Могу, почему нет, только не на крыше.
— Всегда хотел себя увидеть себя в образе Наполеона.
— Думаю, ты мог бы очень хорошо получиться.
Неожиданно крыша задрожала, соседние дома стали удалятся вдаль. Я как и в прошлый раз быстро создал дверь и вышел через нее.
Я оказался возле Лады, она немного приоткрыла глаза и сразу же их закрыла, снова уснула.
Моя голова раскалывалась от боли. Было такое чувство, что моим мозгом играли в футбол. Я вышел из ее палаты и направился в свою. Подходя к двери своей палаты, я почувствовал, что что-то течет по моей щеке, я вытер ладонью и взглянул на нее — это была кровь, она текла из моего правого уха.
Зайдя в палату, я вытер кровь полотенцем и подошел к окну, прислонил болевшую голову к прохладному стеклу. Боль постепенно отпускала, кровь также больше не текла.
Я погрузился в воспоминания того времени, когда я мог видеть ее, прикоснуться, обнять крепко-крепко. Почему я так мало говорил, как сильно я люблю ее.
Нет смысла пытаться заглушить боль. Забыть ее. Она всегда будет напоминать о той ране, что никогда не забудется: открытой и вечной. Она всегда жива и всегда внутри… Любовь всегда оставляет след — это выдают шрамы, шрамы в душе и на сердце. Воспоминания… Время, что мы провели вместе, прошло. Теперь я могу просто верить…
Лада верно говорила, о том, что жизнь продолжается, а моя — только начинается, начинается с нуля. Марина хотела использовать свой дар на добро и этому же учила меня.
Ночь накрывала город и меня. Впервые за долгое время я почувствовал усталость, хотя спать я не хотел, но ноги очень болели, видать, от не привычной нагрузки. Ложась на койку, я вытащил из кармана тот прибор, который был у меня под головой. Он был белого цвета, размером со спичечный коробок, может, чуть больше. С одной стороны на нем был круглый прямо по центру датчик или электрод. Выполнен прибор был из твердого материала, но это был не металл, больше похоже на очень твердый и качественный пластик.
— Для чего же ты нужен? — спросил я у бездушной вещицы и смотав провод на нем, отправил его в тумбочку.
Я закрыл глаза. Но — я не спал… Все думал и думал… И так всю ночь.
Утро обрушилось на клинику. А я так и не спал, прокручивал воспоминания и наматывал круги по своей палате, в дверь которой сильно и настойчиво постучали.
— Входите, не стесняйтесь, — я представил, что ко мне заходит Лада, ну, или Марина, но почему я сразу представил Ладу?
— Доброе утро, — поздоровался незнакомый мне мужской голос.
В палату впихнулся блондинистый парень. На вид ему было годочков тридцать пять. Он был невысокого роста с приятными чертами лица. Одет человек был очень радостно, зеленая шведка с белыми и черными листьями на ней — будто незнакомец прибыл прямиком с Гавайев, светло-серые брюки с сандалиями на босую ногу. На его плечах на одну бретельку весел черный рюкзак с надписью Adidas.
— Я вас знаю? — я задал вопрос знакомцу.
— Сомневаюсь, я Артур Фогель, — слегка помедлив, он протянул мне свою руку, — Я корреспондент нашей местной газеты «Вести», очень хотел бы взять у Вас интервью, если Вы не против, естественно?
Я осмотрел его взглядом с ног до головы.
— Я не против, — протянул я ему ответно руку.
Он пожал ее с непривычной мне силой, после чего моя рука отдалась непривычным для меня ощущением.
— Прошу прощения, не рассчитал сил, Кирилл, могу ведь я называть Вас по имени, — поняв свою вину, задал мне он свой второй вопрос.
— Все в порядке, можете даже на ты, я не против интервью.
— Аналогично, — улыбнулся он мне, — Я присяду.
Артур пододвинул стоящий у окна стул и сел возле меня, достал из рюкзака диктофон.
— Приступим, — журналист нажал на кнопку записывающего устройства.
***
— Люди такие жалкие. Как забавно наблюдать за вами, когда вас подвергаешь опасности. Вы забываете обо всем, кроме, как спасти свою жалкую шкурку, свое тело, в котором не осталось ни капли души. Вы бросаете всё и всех, ради спасения своей оболочки, не замечая, что внутри вы — пустышка. Вы, лишь корм, пища — для таких, как он. Ваши сны, кошмары, станут явью, и тогда-то вы почувствуете на себе, что значит быть кормом. Пыль заменит ваши души, а разумы обратятся в камень. Не так ли… Марина?
— Зачем все это? Вы вернули мне тело, ради того, чтобы привести сюда, сюда — на место где от вашего желания, голода погибли люди, дети? Зачем, ради уничтожения одного человека убивать стольких? Сергей Петрович хотел меня…