Мир Софии

— Да. Вероятно, именно на Галапагосских островах Дарвин и стал «дарвинистом». Он также обратил внимание на то, что по разнообразию видов животных небольшой архипелаг вполне мог соперничать с близлежащим материком, Южной Америкой. Неужели Бог в самом деле создал всех этих животных слегка отличными друг от друга? А может, это результат эволюции? Дарвин все больше сомневался в неизменности видов. Но у него по-прежнему не было убедительного объяснения того, как могло происходить гипотетическое развитие или приспособление к окружающей среде. Впрочем, существовал еще один аргумент в пользу родства всех животных на Земле.

— Какой?

— Развитие зародыша у млекопитающих. Если ты сравнишь эмбрион собаки, летучей мыши, кролика и человека на ранней стадии развития, они окажутся настолько похожими, что ты почти не заметишь разницы. Отличить человеческий эмбрион от зародыша кролика можно будет лишь гораздо позже. Не служит ли это показателем того, что все мы — дальние родственники?

— Но Дарвин все еще не нашел объяснения самому процессу эволюции?

— Он неотступно размышлял над теорией Лайелла по поводу крошечных изменений, которые на протяжении длительного времени приводят к весьма ощутимым последствиям, однако по-прежнему не находил им универсального объяснения. Дарвин был знаком с теорией французского зоолога Ламарка. Тот утверждал, что разные виды животных самостоятельно развивали необходимые им особенности и признаки. Жирафы, например, отрастили такую длинную шею, потому что из поколения в поколение тянулись к деревьям за листьями. Согласно Ламарку, свойства, которые отдельная особь вырабатывает у себя путем собственных усилий, наследуются ее потомками. Но это учение о наследуемости «приобретенных признаков» Дарвин отринул от себя просто-напросто потому, что у Ламарка не было доказательств для столь смелых выводов. Дарвина занимало другое соображение, которое, можно сказать, лежало на поверхности. Ведь механизм развития вида фактически был у него под носом.

— Ну ладно, не томи.

— Я хочу, чтоб ты сама догадалась, что это за механизм, а потому спрашиваю: если у тебя есть три коровы, но прокормить ты можешь только двух, что ты сделаешь в этом случае?

— Наверное, забью одну из них?

— Хорошо… И какую же ты забьешь корову?

— Конечно, ту, которая дает меньше всех молока.

— Ты уверена?

— Да, это было бы логично.