Читаем Мир среди войны полностью

Несомненно композиционное сходство двух романов. И Толстой, и Унамуно, стремясь отразить всю полноту жизни в описываемых ими мирах, прибегают к умножению центров действия: в обоих романах показана жизнь нескольких семейств, связанных между собой узами родства и дружбы (в «Мире среди войны» можно выделить три таких центра: семья Игнасио, семья Рафаэлы, семья Пачико). Не менее важна и другая особенность поэтики, которая могла привлечь Унамуно в романе Толстого, – противоречивое восприятие реальности персонажами не является «последним словом» об этой реальности: уровнем выше явственно различима позиция автора, который и выносит свое суждение о происходящем.

Многое из описанного в «Мире среди войны» – это детские воспоминания самого Унамуно; в одном из эпизодов третьей части дон Мигель – уже не как автор книги, а как участник описываемых событий – признается: «В эти дни все мы чувствовали себя воинами пера». В приведенной фразе голос автора как будто вливается в хор голосов его соотечественников – испанцев, жителей Бискайи, – которые жили внутри событий, впоследствии названных Второй карлистской войной.

В «Мире среди войны» (как и в романе Толстого) жизнь течет на фоне событий, известных читателям из истории (сражения, осада городов, заключение перемирий, дипломатические переговоры и т. п.), но сама война показана в иной перспективе: с точки зрения людей, находящихся внутри нее, людей, чье восприятие обыкновенно не берется в расчет историками.

Самое парадоксальное в этой перспективе то, что герои, живущие внутри войны, ее не замечают. Это еще одна особенность, сближающая «Мир среди войны» с «Войной и миром». Очень сходно описаны, например, первый бой в восприятии Николая Ростова и Игнасио Итурриондо, двух непосредственных участников военных действий. Оба молодых человека, оказавшись в гуще событий, видят, что война для них – не цепь героических, «исторических» деяний, а продолжение той обычной жизни, которую они вели в мирное время. В своем первом бою оба героя действительно «не чувствуют» войны – такой, как она им представлялась; находясь внутри боя, они замечают лишь детали, которые не складываются в их восприятии в целостную картину. «Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями»;[9] «Игнасио слышал звуки стрельбы, но по-прежнему ничего не видел, а когда увидел, что окружавшие его товарищи побежали, подчиняясь приказу, вперед, тоже побежал вместе с ними».

На всем протяжении романа Унамуно соположение двух основных состояний человеческого бытия – мира и войны – играет ключевую роль и в раскрытии характеров главных героев, и в авторских отступлениях. В целом взаимоотношения мира и войны (притом что оба эти понятия в концепции Унамуно многозначны) образуют в романе сложную систему, в этих терминах описывается все, что происходит на его страницах.

С одной стороны, война представлена в романе как привнесенное извне зияние в привычном и «хорошем» ходе жизни («На войне в человеке обнаруживаются единоутробные братья – ребенок и дикарь».) Попав на войну, люди «мира» начинают играть в войну, но играют они с оружием в руках. Один из волонтеров-карлистов ради забавы стреляет по подружке Рафаэлы как по мишени и ранит ее. Юная Рафаэла, носительница семейного, примиряющего начала в романе, ощущает жестокость и глупость войны как «мужские штучки»: «Мужчины играют в войну как дети, и еще хотят, чтобы несчастные женщины верили, что они сражаются за что-то серьезное». Война портит простых людей, вовлеченных в ее орбиту, – ведь смысл и цели войны остаются для них неясными.

Другая перспектива, в которой рассматриваются отношения войны и мира в романе Унамуно – это взгляд на войну (в данном случае конкретно на Вторую карлистскую войну) как на событие историческое, а на мир до, после и внутри самой войны – как на интраисторическую, подлинную жизнь народа. Война остается непонятной и ненужной ее участникам с обеих сторон; крестьяне ругают обе армии за то, что их приходится кормить. В «Войне и мире» в осажденном Смоленске жители сами поджигают свои дома, чтобы они не достались французам; в «Мире среди войны» есть эпизод с противоположным содержанием: покидая селение, солдаты решают поджечь дом, а крестьянин просит их не делать этого.

Война как событие «историческое» в романе Унамуно не объединяет людей – все едины только в том, что им нужен мир. Главный лозунг, за который сражаются солдаты в конце войны, – это «Да здравствует мир!»

Перейти на страницу:

Все книги серии Ex libris

Похожие книги

Вели мне жить
Вели мне жить

Свой единственный, но широко известный во всём мире роман «Вели мне жить», знаменитая американская поэтесса Хильда Дулитл (1886–1961) писала на протяжении всей своей жизни. Однако русский читатель, впервые открыв перевод «мадригала» (таково авторское определение жанра), с удивлением узнает героев, знакомых ему по много раз издававшейся у нас книге Ричарда Олдингтона «Смерть героя». То же время, те же события, судьба молодого поколения, получившего название «потерянного», но только — с иной, женской точки зрения.О романе:Мне посчастливилось видеть прекрасное вместе с X. Д. — это совершенно уникальный опыт. Человек бескомпромиссный и притом совершенно непредвзятый в вопросах искусства, она обладает гениальным даром вживания в предмет. Она всегда настроена на высокую волну и никогда не тратится на соображения низшего порядка, не ищет в шедеврах изъяна. Она ловит с полуслова, откликается так стремительно, сопереживает настроению художника с такой силой, что произведение искусства преображается на твоих глазах… Поэзия X. Д. — это выражение страстного созерцания красоты…Ричард Олдингтон «Жить ради жизни» (1941 г.)Самое поразительное качество поэзии X. Д. — её стихийность… Она воплощает собой гибкий, строптивый, феерический дух природы, для которого человеческое начало — лишь одна из ипостасей. Поэзия её сродни мировосприятию наших исконных предков-индейцев, нежели елизаветинских или викторианских поэтов… Привычка быть в тени уберегла X. Д. от вредной публичности, особенно на первом этапе творчества. Поэтому в её послужном списке нет раздела «Произведения ранних лет»: с самых первых шагов она заявила о себе как сложившийся зрелый поэт.Хэрриет Монро «Поэты и их творчество» (1926 г.)Я счастлив и горд тем, что мои скромные поэтические опусы снова стоят рядом с поэзией X. Д. — нашей благосклонной Музы, нашей путеводной звезды, вершины наших творческих порывов… Когда-то мы безоговорочно нарекли её этими званиями, и сегодня она соответствует им как никогда!Форд Мэдокс Форд «Предисловие к Антологии имажизма» (1930 г.)

Хильда Дулитл

Проза / Классическая проза
Смерть в Венеции
Смерть в Венеции

Томас Манн был одним из тех редких писателей, которым в равной степени удавались произведения и «больших», и «малых» форм. Причем если в его романах содержание тяготело над формой, то в рассказах форма и содержание находились в совершенной гармонии.«Малые» произведения, вошедшие в этот сборник, относятся к разным периодам творчества Манна. Чаще всего сюжеты их несложны – любовь и разочарование, ожидание чуда и скука повседневности, жажда жизни и утрата иллюзий, приносящая с собой боль и мудрость жизненного опыта. Однако именно простота сюжета подчеркивает и великолепие языка автора, и тонкость стиля, и психологическую глубину.Вошедшая в сборник повесть «Смерть в Венеции» – своеобразная «визитная карточка» Манна-рассказчика – впервые публикуется в новом переводе.

Наталия Ман , Томас Манн

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века / Зарубежная классика / Классическая литература