Длинная роскошная лодка, вся словно из золота, выплыла неспешно и ровно. Шесть пар весел словно бы ради собственного удовольствия зарываются лопастями в воду, небрежно стряхивая обратно целые горсти крупных жемчужин, и лодка скользит легко и без видимых усилий.
От кормы и до середины накрыта балдахином ярко-пурпурного цвета, в тени весело щебечут женщины, с ними величавый старик с седыми локонами на плечах и в костюме, где тесно от звезд.
Больше рассмотреть не удалось, заметил только некую странность, но осмыслить не успел: Карнар крикнул повелительно, пришлось догонять ушедших вперед.
Глава 4
Из сел за это время прибыли еще телеги, мы торопливо выгрузили мешки, что с баржи, потом снова перетаскивали на кухню и в закрома разделанные туши, рыбу в тазиках, кур в клетках, мешки с мукой и зерном.
Мимо прошел одетый роскошно и пышно глерд, бросил мне надменно:
– Работай лучше, раб!.. Черепаха и то двигается быстрее!
Я не успел ответить, он остановился и чуть приподнял поля роскошнейшей шляпы с пером диковинной птицы. На меня взглянули хитрые и полные задора глаза.
Я охнул:
– Да… ленивая, а еще и дурная…
Фицрой, загорелый и весь прокаленный солнцем, выглядит неким авантюристом, только что перепрыгнувшим через борт корабля на такую неинтересную сушу, которую нужно теперь поставить на уши.
– Как, – прошептал я, испуганно поглядывая по сторонам, – как… ты?
Он отмахнулся.
– Знаешь, сколько тут глердов? Сотни, если не тысячи!.. И все время одни прибывают, другие убывают. Главное, пройти стражу на входе. Но это я решил с ходу. А ты молодец, наслышан о твоих подвигах!..
– Да ерунда, – пробормотал я, – мелочи всякие…
Он спросил живо и весело:
– Ого, еще не выдохся?
– Пока нет, – ответил я осторожно: что-то глаза Фицроя слишком уж вспыхнули. – Но дальше будет видно.
– Держись, – сказал он. – Держись, тебе труднее, ты же человек серьезный, вижу. А со мной в порядке!..
Я проговорил опасливо:
– Фицрой, не рискуй слишком…
Он отмахнулся:
– Кто не рискует, того не вешают на шелковой веревке под дробь королевских барабанов!.. Ладно, беги. А то уже посматривают – что это благородный глерд со слугой беседует, словно с равным, ха-ха!
Он повернулся к проходящему мимо молодому глерду, пышно разодетому молодому хлыщу.
– О доблестный глерд! Вижу на вашем благородном лице признаки грядущего величия!.. Я тут поиздержался в трактире с местными девками, так что не купите за полцены зуб молодого дракона? Правда, уже поискрошился, но для вашей глердости самое то!.. Можно как бы невзначай показать даме, что вот добыл в бою молодецким ударом бронированного кулака в зубы, вот даже малость искрошился… а что такой зуб добавляет мужскую силу, женщины все между собой знают.
Он похохатывал – типичный глерд после ночной попойки с доступными женщинами и неумеренным количеством вина, – и пойманный на крючок простак сразу сказал торопливо:
– Могу взять… Он с вами?
Я опустил глаза долу и, как тихая мышь, поспешил в сторону людской.
По-прежнему хватаюсь за любую работу, что позволяет подняться выше на этажи, обычно это чем-то помочь старшим слугам, чванливым и нарядным, что-то занести наверх тяжелое, помочь, подержать, подтолкнуть…
Сегодня сердце вдруг застучало чаще и взволнованнее, словно вот сейчас произойдет что-то очень хорошее и радостное. Арочный проем в стене напротив слегка осветился нежным золотистым огнем, из коридора в зал вошла юная и светлая девушка в нежно-голубом платье, золотые волосы перехвачены простой голубой лентой, никаких украшений, если не считать вышивки на платье, что не украшенье, а так, фигня. Совершенно без украшений, если не учитывать маленькие сережки с изумрудами в маленьких розовых ушах.
Она подняла на меня опасливый взгляд – я тут же вспомнил щенка, которой сидел на руках моей малолетней племянницы и смотрел на меня вот так же с мольбой в глазах, мол, не трогай меня, не гони, я маленький, я беззащитный, я никого не трогаю, никому не мешаю, просто сижу, тут тепло, и меня любят…
Я не двигался и даже не дышал, глядя на нее широко раскрытыми глазами: еще не видел здесь у взрослой девушки такое детское личико с пухлыми губами и невинным выражением лица, – но все же уловил в ее больших чистых глазах затаенную печаль, какую нередко видим в глазах даже тех детей, которых любим и не обижаем.
Она прошла через зал так неслышно, словно привидение, на другом конце в распахнутую дверь вошел размашистыми шагами молодой франт в раззолоченном костюме, яркий и блистающий драгоценностями на груди, рукавах и плечах.
Увидев девушку, он охнул испуганно:
– Принцесса!.. Вам нельзя здесь появляться!.. Ваши покои на верхних этажах!
– Мне было нужно, – ответила она мягким чистым голосом ребенка, – но вы меня не выдадите, благородный глерд Баффи из рода Холлинга?
Он ударил себя кулаком в грудь.
– Да я лучше помру!.. Да я лучше выброшусь из окна!.. Да я…
– Ничего не потребуется, – сказала она тем же мягким чистым голосом, – я уже возвращаюсь.
Он всплеснул руками.
– Как вы рискуете!.. Принцесса… примите в знак моего величайшего почтения и… восторга!