Дверь за мной закрылась мягко, на таком уровне не хлопают, здесь уже манеры, комната не громадная, прекрасно и со вкусом обставлена, из шести кресел в трех расположились глерды, очень высокого ранга глерды, чувствуется по совсем не напускному чувству достоинства и даже величия, с которым повернули головы в мою сторону.
Я остался у порога, не кланяясь, руки смиренно заложил за спину и рассматривал их с дикарским любопытством живущего на природе и не испорченного хорошими манерами человека.
Первого узнал сразу, толстенький, невысокий, похожий на большого хомяка, такое же сильно расширяющееся книзу лицо, розовое, пухлое, сохранившее нежную детскую кожу и по-детски невинный взгляд.
На груди три золотые цепи: на одной – большая бляха из золота со сложным рисунком и множеством мелких букв, на второй – лев рыкающий, а на третьей, самой тонкой, – золотая фигурка человека с мечом в руке, щитом в другой, но почему-то с рыбьим хвостом.
Но и без этих знаков отличия видно издали, что это человек, облеченный великой властью. Сам лорд-канцлер и первый советник королевы глерд Мяффнер.
Рядом с ним расположился со всеми удобствами, даже ноги вытянул, глерд Финнеган, это имя я слышал из разговоров. Судя по золотым бляхам на груди, где крупные бриллианты выпихивают с центра на окраины мелкие, заведует чем-то важным в королевстве.
Мяффнер, несмотря на свой ранг, заговорил первым, спросил заинтересованно, почти мурлыкающим голоском:
– Господин? Что-то с Джоном стряслось… Не знаешь?
Я пожал плечами:
– Даже не знаю, кто из вас Джон.
Он недовольно дернул щекой:
– Ты тоже Джон, если на то пошло.
– Вам виднее, – ответил я кротко. – Если даже я Джон, то вы, наверное, сам бог?
Финнеган коротко ржанул, сказал с удовольствием:
– Нравится мне этот простак!
Я проговорил смиренно:
– Я же не знаю, как у вас тут принято.
– А как принято у вас? – поинтересовался он вкрадчиво.
– У нас все просто, – ответил я. – Все равны, все одинаковы. А здесь все непонятно.
Третий, весь узкий, словно с обрубленными плечами, даже лицо узкое, а глаза поставлены друг к другу так близко, что можно выбить одним пальцем, проговорил нетерпеливо:
– Глерд Мяффнер, что касается меня, мне совсем неинтересно, как живут лесные дикари.
Мяффнер покосился на Финнегана, что не раскрывает рта, сказал поспешно:
– Да-да, конечно, займемся делом.
– Прошу вас, канцлер…
Я все время ощущал себя на перекрестье жестких взглядов, но напоминал себе, что человек я простой и даже очень простой, толстокожий, так что надо смотреть мирно и равнодушно, как лось на деревья, и ждать, когда изволят сообщить, чего вдруг так восхотели меня узреть, а самому не вякать.
Мяффнер спросил живо:
– Нам доложили, ты научил наших остолопов правильнее раскалывать мрамор, коней подковал… интересное слово, кстати. Где тебя этому научили?
– Нигде, – ответил я туповато.
Он нахмурился, двое других рассматривают меня с враждебной брезгливостью, но в то же время с интересом.
– Как это? – спросил Мяффнер.
Я с полным самообладанием, дескать, не первый раз отвечаю, развел руками.
– Не знаю. Иногда само приходит. Смотрю-смотрю на что-нибудь, а оно и приходит.
Они переглянулись, Финнеган молчал в затруднении, а третий спросил с недоверием:
– Само?
Я добавил на всякий случай:
– А другой раз хоть год смотри – никакого толку! Почему так, не знаю. Я же человек темный, совсем темный, хоть и красивый.
Они переглянулись. Глерд Финнеган пробормотал:
– Достопочтимый глерд Джуэл, как полагаете, потому к нему и нет интереса? Мне казалось, как только пройдет слух, что появился Улучшатель, все королевство вздрогнет!
Глерд Джуэл кивнул:
– Судя по старинным хроникам, Улучшатели были только из знатных семей. Дважды из королевских. Из народа – ни разу. Потому сейчас и недоверие, и нежелание, и много чего еще.
– И боязнь перемен, – подсказал Мяффнер.
– Вы правы, благородный глерд, – ответил Джуэл учтиво. – Любые перемены чреваты… многие ведут к крови и разрушениям, а наша королева жаждет остановить время ее счастливого правления навеки. Полагаю, хуже не будет, если проявим некоторую инициативу.
– Осторожную, – подсказал глерд Финнеган.
– Да-да, обязательно, – согласился Джуэл. – И сами будем посматривать, на что это существо употребит свой уникальный дар. То, что посмотрел на веретено и придумал эту вещь, названную по простоте просто прялкой. Это… гениально! Прялка переворот не вызовет… надеюсь.
– И я надеюсь, – сказал Финнеган.
Мяффнер пробормотал:
– А вдруг вызовет…
– Как? – спросил Финнеган.
– Не знаю, – ответил Мяффнер. – но полотна не потребуется больше, чем сейчас нужно, так что придется держать меньше прях… Уже изменение!.. Ты слушаешь нас внимательно? Нам подробно рассказали о твоем способе откалывать мрамор, о сохранении веревок, о подковах…
Я вздохнул, развел руками с самым сокрушенным видом.
– Да, я знаю, я просто небывалый гений. Но даже пряника не дали!.. А я, можно сказать, поднял, даже вздернул экономику королевства на небывалую высоту. И что? Где мне памятник из золота?
Они переглянулись, Финнеган пробормотал:
– Как говорит, как говорит…