Он сказал с некоторым раздражением:
– Называется синяя травка, хотя совсем не синяя и даже не травка, что тут непонятного?
Я кивнул, в целом вообще-то конформистски соглашаясь, что все так, ничего удивительного, у нас тоже есть три мушкетера, которых никогда с мушкетами не видели, а все только шпаги и шпаги, но как-то непривычно было бы назвать сейчас их шпажистами, да и вообще простой народ уверен, что мушкеты – это шпаги!
Да и речь не о трех мушкетерах, они там второстепенные, а главный герой совсем не мушкетер, но кто замечает? Разве что маги, те во всем ищут зацепку, чтобы смагичить, колдануть, очаровать, заволшбить в лоб так, чтобы ухи отпали…
– Дык ее и не найти? – спросил я. – Она ж непонятно какая? Потому ее другие и не рвут?
Он криво усмехнулся:
– Не рвут потому, что лес Зачарованный… В самом деле зачарованный и очень опасный. А еще рвать нужно только в полночь. Не знаю почему, не спрашивай. А идти ночью в такой лес не всякий решится. Народ здесь трусливый и робкий… Хотя вообще-то везде такой. Бывает, обдерешь как липку, даже неловко, будто у ребенка пряник отнял. Только ты вон непонятный…
– Ну спасибо, – ответил я, – только меня не обдирай, ладно? А то тебе совсем жить скучно станет.
Он ухмыльнулся.
– Тебя так просто не обдерешь, чувствую.
– Я герой, – согласился я, – мною хоть забор подпирай. Ночью сплю, но если так уж надо… а мне надо, пойду, куда денусь. Только дорогу покажи или объясни подробнее, где та трава произрастает и вообще растет.
– Все просто, – сказал он авторитетно, – я пойду с тобой.
Я охнул.
– А ты чего?
Он ухмыльнулся:
– А тебя одного отправлять можно?.. Нет. Я тут уже местный, все знаю. Ну, почти местный.
– А вообще-то издалека?
Он посмотрел хитрыми глазами:
– Как и ты. Как и ты!
– Хорошо, – сказал я. – Сегодняшнюю ночь пропустим, она какая-то не такая, что-то с тремя лунами не так, а завтра… хорошо?
– Идет, – согласился он. – Встречаемся здесь же. Без меня ты ту травку, что не травка, не отыщешь, понял?
– Понял, – ответил я.
– Договорились?
Я кивнул, не отрывая взгляда от его посоха. Дерево темное, с виду прочное, как кованое железо, внизу три бронзовых кольца не дают расщепиться от постукивания по каменистой дороге, наверху всего два, медных, выгравировано смиренное пожелание мира и счастья всем людям на свете.
Посохи вообще-то разве что у деревенских пастухов просто посохи, да и то вряд ли, а у всех остальных – орудие защиты как от собак, так и от недобрых людей. У магов еще жезлы, но у Фицроя явно боевой посох, лишь попутно выполняющий ряд более скучных функций.
– Одолжишь? – спросил я.
Он спросил быстро:
– Хочешь, продам? Недорого!.. А если нужно много, организую поставки… Если очень много, то можно устроить изготовление на месте, но до пары десятков проще перевезти… Сколько надо?
– Да мне один, – пояснил я, – не Бриарей же какой-то сторукий…
– Жаль, – сказал он с огорчением, – а то можно хорошо заработать. Что-то ты совсем какой-то скучный, нет в тебе огня!.. Но зачем живой легенде даже один? Ты же духовник…
– Духовный, – уточнил я. – Духовная личность. Высокодуховная. Но малодуховные меня постоянно пробуют на прочность. А с таким посохом дам в лоб, если не ухи, то вопросы точно отпадут!
Он присвистнул:
– Ты что, убить решил? Не посмотрят, что Улучшатель, сразу вздернут. Драться можно, убивать нельзя.
– Ну вот, – сказал я с неудовольствием, – сразу убивать. Я что, похож на убивателя?
Он посмотрел внимательно.
– Вообще-то да.
– Ну спасибо, – ответил я обидчиво.
– Ты чего? – спросил он с интересом. – Другие бы гордились!.. Всякий хочет, чтобы его принимали за грозного и страшного.
– Мне больше попугать, – признался я.
– А пользоваться умеешь?
Я кивнул:
– Не очень, но лучше, чем здешние деревенские увальни.
Он посмотрел на меня из-под приспущенных век оценивающе.
– Я и не сомневался. И не сомневался.
Я натянуто улыбнулся:
– Фицрой! Не знаю, что ты подумал, но я не воин. Я вообще служить не люблю. Ну что вы все про одно и то же! Если здоровый, то сразу в армию? А вдруг я умный?.. Ну почему никто не предположит такое… ну пусть не совсем очевидное?
Он тоже улыбнулся, но широко и открыто, у таких и душа и сердце наружу.
– Парень ты больно крепкий с виду. Хотя какой-то…
– Какой?
– Не тугой, – ответил он наконец. – В чем-то недотягиваешь. Уж прости, но друзья должны говорить правду. Мы же друзья?
– Еще какие! – заверил я.
Он сказал серьезно:
– Мало тебя в каменоломне помордовали. Жирок надо бы вытопить…
– Жирок? – спросил я обидчиво. – Где жирок, где жирок? Тоже мне еще один Виллис Форнсайн!
– Может, и нет, – согласился он, – но какой-то ты слишком благополучный. Будто и не битый вовсе.
– Фицрой!
Он сказал задумчиво:
– Хотя, мне кажется, я знаю почему…
– Ну?
– Больше привык раздавать удары, – пояснил он, – чем получать. Угадал?
Я сказал сердито:
– Посох верну, не беспокойся!..
Он посерьезнел, потянул воздух обеими ноздрями.
– Давай иди, а то снова малахитовый ветерок…