Мир тропы. Очерки русской этнопсихологии

– Потому что ты картинки смотришь, а не песню видишь! Пространство – это мир. И вся песня мир. А кто его делает?

– Кто поет,- ответил я.- Хотя… пожалуй, нет. Мы ее берем из памяти, а там она уже сделанная. Похоже, сначала тот, кто мне ее спел, а потом я, когда пою.

– Да, можно сказать, тот, кто ее тебе спел, сделал этот мир для тебя. А теперь ты делаешь его для других, для слушателей… Даже если поешь для себя, ты можешь делать мир, а можешь войти в тот, что есть, и побродить там. Но тогда ты будешь слышать его голос. Даже сквозь свой. Значит, и тогда, и когда ты сам поешь, есть один человек, который делает мир. Значит, законы одинаковы?- я кивнул ему,- И законы эти – что ты ли, что другой – но вы творите пространства и творите своим видением!- я опять кивнул ему. Он усмехнулся и спросил.- Так что здесь с пространствами?

– Два пространства…- уверенно начал я и осекся, потому что почувствовал, что теперь ничего не понимаю.

– Три, три пространства,- очень спокойно сказал Поханя.- И ты делаешь только одно из них.

Не понимаю почему, но эти слова внезапно взбодрили меня. В них словно был ключик к тайне. Поханя засмеялся:

– Ожил! Ты кого поешь-то?

– Как кого? Песню…

– Про кого?

– Про казака, про кого!..- и тут до меня дошло,- Ну конечно, три! Ведь человек же еще! Я пою казака!

– - Ты делаешь пространство сознания казака,- подтвердил мою догадку Поханя,- а он делает все остальные пространства!

– Значит, речку он просто видит перед собой, а потом…- опять появился вопрос.

– Начни с того, что ты его видишь, ты смотришь в его пространство,- успокоил меня Поханя.

– Ну.

– Что он делает?

– Лежит на берегу и смотрит на реку?- предположил я.

– На реку? -Да.

– На реку?!

– Подожди,- вдруг сообразил я.- В простор!

– В пространство истинного Мира, в простор!- подтвердил Поханя.- А потом?

– А потом он видит Атамана – Подожди, подожди! Потом он вспоминает, потом он смотрит в пространство памяти!

Поханя даже ничего не сказал, он просто рассмеялся и повел песню дальше.

Отпусти же, атаман,

Отпусти до дому,

Знать, соскучилась, знать, намучилась

Милая Маруся.

Отпустил бы я тебя,

Долго ты пробудешь.

Ты напейся воды холодной –

Про любовь забудешь.

Пил я воду, пил холодну,

Пил не напивался!

На этом месте я прервал песню и воскликнул:

– Еще оно пространство памяти! Поханя кивнул не останавливаясь:

Любил девушку чернобровую,

С нею наслаждался.

Вот ведут, коня ведут,

Конь головку клонит.

Молодовова, чернобровова

Казака хоронят.

Вот тут я пришел в замешательство. Ясно было, что пространство сменилось. Но что-то во мне сопротивлялось тому, чтобы признать его простором. Я колебался. Поханя прервал песню и ждал довольно долго, потом приказал:

– Перестань искать правильный ответ. Просто смотри в то пространство, которое делаешь ты!

У меня получилось не сразу. Пришлось подавить сомнения в самом себе и заставить не спешить. Я собрался и, успокаиваясь, начал все сначала – ощутил, что я смотрю в пространство сознания казака, который лежит на берегу… смотрит на реку… вспоминает разговор с атаманом… вспоминает свои воспоминания во время этого разговора, так сказать, свои аргументы… и как их отвергали… обиделся, и даже не сразу понял, что это и я обиделся, по крайней мере, чувство обиды явственно зашевелилось во мне, подталкивая к каким-то действиям… тут я заметил, что попался в чужие чувства, и уже готов мстить "всем этим гадам!'1, и меня заколотило точно в ознобе.

– Лучший способ отомстить другим – это убить себя,- сказал я Похане, ощущая, что голос мой изменился.- Наказать их всех самоубийством! Хлопнуть дверью и сбежать!

– И какое решение он принимает, раз осознал это?

– Он снова глядит на реку. Раз он снова глядит на реку… то есть в пространство настоящего Мира, получается… значит, он будет жить и драться за свою жизнь,- все в том же изменившемся состоянии произнес я одно из самых первых заклинаний, которому меня много лет учили на Тропе. Мне думалось о том, что Я еще много раз буду заново и заново понимать его смысл.

Течет речка по песочку.

Бережочек точит.

Молодой казак, молодой казак

Атамана просит!

Какое-то время я был точно в эйфории, но внезапно почувствовал чуть ли не тоску. Я прятал ее, сколько мог, но тут в избу вернулась откуда-то тетя Катя, и я не выдержал и спросил ее:

– Теть Кать, ну почему я такой тупой?!

Она только засмеялась и предложила покормить нас. В сущности, вопрос был обращен к Похане, и он это понял. Он движением руки отправил бабку и задумался.

– Это не ты тупой… Просто ты пока не различаешь видение и очевидности. Тебе говорили про очевидности?

Да, мне действительно очень много говорили про очевидности. Дядька чуть не неделю рассказывал мне про них, а Степаныч, проделывая всякие чародейские штуковины постоянно повторял, что я попадаюсь на очевидности. Степаныча я не понимал совсем, после Дядьки в моей голове осталась сложнейшая почти никак не связанная каша заумных понятий. Когда я его слушал, мне казалось, я все понимаю, но после вопроса Похани вдруг стало ясно, что я не хозяин этим знаниям. Я начал копаться в своей памяти, но дед остановил меня.