– Постойте, постойте, вы – товарищ Коба. Помню, как же, помню. Только вам в ссылке в вашей Сибири еще сидеть и сидеть… Так значит, вы сбежали? Ай, да молодец…
Потом он повернулся и крикнул куда-то вглубь квартиры:
– Надюша, Наденька, посмотри, кто к нам пришел! Еще один сибиряк добрался до нас. Помнишь, я тебе рассказывал про товарища с Кавказа. Его сослали в Иркутскую губернию, если я не ошибаюсь… – тут Ленин задумался на мгновение, – в Балаганский уезд. Смешное название, помнишь, мы еще с тобой над этим от души хохотали…
Потом, спохватившись, Владимир Ильич пригласил нас пройти в квартиру. Хоромы у него были, конечно, не боярские. Обычная двухкомнатная квартира, в которой в здешних местах жили рабочие или мелкие клерки. В каждой комнате по небольшому окну, маленькая кухня – в общем, что-то вроде нашей хрущевки. Обстановка в доме тоже была скромная – в одной комнате, по-видимому спальне, которая одновременно служила чем-то вроде гостиной, стояла железная кровать с тощим матрасом, рядом с ней небольшой столик и три стула. В соседней комнате, как я поняла, жила мать Надежды Константиновны, Елизавета Васильевна, тихая симпатичная старушка. Выйдя из комнаты и увидев, что к дочери и зятю пришли гости, она, ни слова не говоря, отправилась на кухню, чтобы, по русскому обычаю, поставить чайник.
Сосо, немного освоившись, представил хозяевам меня: «наш товарищ из Петербурга». Ленин галантно со мною раскланялся, а Крупская скользнула острым взглядом, словно провела ножом по тарелке. Я даже вздрогнула. Ну, да и бог с ней – когда она узнает, с чем мы к ним пришли, ей будет не до ревнивого разглядывания незваной гостьи.
– Вам, товарищи, очень повезло, – сказал Ленин, предложив нам присесть, – еще бы полчаса, и вы бы меня уже не застали. Я собрался поработать сегодня в местной общественной библиотеке. Ну, да и ладно!
Азартно потирая руки, он спросил нас:
– Рассказывайте скорее, что там сейчас происходит в России. Мы здесь в Швейцарии ничего толком понять не можем. Какие-то странные сообщения с Дальнего Востока, странный быстрый разгром Японии, это убийство царя, мятеж гвардейцев… Сумасшедший дом какой-то!
Мы с Сосо переглянулись, и тот, вздохнув, начал свой рассказ с того момента, как прибывшие из Петербурга неизвестные люди вызволили его из Батумской тюрьмы.
Поначалу Ленин и Крупская слушали с иронической усмешкой и плохо скрываемым недоверием. Но потом мало-помалу недоверие сменилось удивлением. Окончательно добили их прекрасные цветные фотографии, на которых были изображения наших бронетранспортеров, стоящих у Зимнего дворца, «спецов» в боевой раскраске с приборами ночного видения на шлемах, и несколько фото с Тихого океана, на которых были запечатлены вертолет, взлетающий с палубы «Москвы», тонущие броненосцы адмирала Того и ведущий на полном ходу огонь по противнику эсминец «Адмирал Ушаков».
Когда же Коба впервые упомянул о нашем вневременном происхождении, его рассказ неожиданно был прерван звоном стекла. В дверях стояла бледная, как полотно, Елизавета Васильевна, а на полу лежал поднос, разбитые стаканы и рассыпавшееся из блюдца печенье.
– Господи Иисусе, спаси и сохрани, – бормотала, крестясь, старушка, – да как же это – из будущего провалиться в прошлое? Не иначе это козни врага рода человеческого…
– А может быть, и божий промысел, – сказал Сосо, – или каких других сил, которые наша наука еще не открыла. Но в то, что это факт, вы, Владимир Ильич, можете поверить. Вот Ирина прямо оттуда…
– Да, – добавила я, – ведь не может враг рода человеческого сказать: «поступайте по совести». Как вы считаете, товарищ Ульянов?
Только тут до Ленина и Крупской дошло, что девица, сидящая перед ними и меланхолично слушавшая рассказ Кобы, и есть гостья из будущего.
– Ирина… простите, как вас по батюшке? – неожиданно охрипшим голосом спросил у меня Ильич. – Вы действительно из века двадцать первого?
– Действительно, – улыбнулась я, – прямиком из будущего. По батюшке же меня именовать не стоит, ибо я еще даже не родилась. А появилась я на свет в одна тысяча девятьсот восемьдесят пятом году. В городе Ленинграде…
Увидев изумленные глаза будущего вождя пролетариата и его супруги, я не удержалась и рассмеялась. Потом извинилась:
– Ой, Владимир Ильич, простите… Да-да, родилась я именно в Ленинграде. Так в вашу честь, товарищ Ленин, переименуют бывшую столицу Российской империи, нынешний Санкт-Петербург.
– А почему бывшую? – тусклым голосом спросил Ленин, опустившись на стул.
– Дело в том, – ответила я, – что в нашем времени столицей России станет Москва. По вашему же, между прочим, указу. А Питер превратится, как писали у нас в газетах, в «великий город с областной судьбой». Это он потом снова станет Северной столицей, и то не до конца.
Чувствуя, что товарищ Ленин полностью сбит с толку и находится в смятении, а значит, надо ковать железо, пока оно горячо, я расстегнула свой ридикюль и достала оттуда старую потрепанную книгу, которую я специально припасла для Ильича.