Мир-Цирк. Город Барабу. Песнь слона

Еле передвигая ноги, Крошка Вилл направилась вверх по улице к дому Паки. Сидя на каменном крылечке перед входом, Повариха Джо грудью кормила сына.

— Повариха, как там поживает наш Паки?

Повариха кивком указала на свободный конец скамьи:

— Присаживайся, Крошка Вилл. Кажется, будто тебя вот-вот ветром сдует.

Крошка Вилл покачала головой:

— На солнышке хорошо. А если я сяду, очень много сил уйдет у меня, чтобы встать. — Она кивнула в сторону двери. — Как там Паки?

В глазах Поварихи появилось странное выражение.

— Не знаю. Мейндж говорит, что жар спал. Но Паки все равно лежит в постели, словно помереть собрался. В рот ничего не берет — отказывается есть.

Крошка Вилл почувствовала головокружение и прижала руку ко лбу:

— Может, мне все-таки лучше сесть. — Она сделала три шага, отделявшие ее от скамьи, и тяжело опустилась на нее.

— Ну как, лучше тебе?

— Лучше, но ноги меня что-то плохо пока держат.

Повариха взяла ребенка поудобнее и посмотрела на Вилл:

— А ты уверена, что тебе вообще можно вставать? Будь у тебя сейчас зеркало, ты бы со страху в обморок грохнулась, глядя на себя.

— Если бы да кабы.

— А как Пит?

Вилл покачала головой:

— Еще слаб, хотя постепенно выкарабкивается. — Вилл заглянула в темный дверной проем дома Паки, а затем снова посмотрела на Повариху Джо. — Ничего, если я зайду посмотреть на него?

— Он ни с кем не разговаривает. Даже со мной.

Крошка Вилл уперлась рукой о стенку дома и заставила себя подняться. Держась за стену, она вошла и остановилась у двери.

— Паки!

Не получив ответа, она прошла к окну справа от себя и сняла с него закрывавшее свет одеяло. Комната тотчас наполнилась солнцем.

— Завесь окно.

Обернувшись на еле слышный голос, Крошка Вилл увидела Паки, вернее, то, что от него осталось.

— Кто ты теперь у нас, Паки? Крот? Даже света боишься?

— Завесь окно и уходи отсюда.

Но Крошка Вилл проковыляла к другому окну и с него сдернула одеяло.

— Паки, чтобы одеться, в комнате должно быть светло. Как можно одеваться в темноте?

— Одеваться? — Начальник слонов смотрел на нее запавшими глазами. — Зачем мне одеваться? А ты, если у тебя осталась хоть капля здравого смысла, тоже иди и ложись.

Крошка Вилл сложила руки на груди и посмотрела на Паки:

— Не пойду. Кто же тогда позаботится о слонах?

Паки отвернулся к стене:

— Тогда просто уходи, Вилл. Прошу тебя.

— А ты будешь лежать и дожидаться смерти? Знаешь, что сказал бы в таком случае Здоровяк Вилли?

Но Паки не поворачивался:

— Он уже давно мертв. Все мертвы. Все до единого, черт побери!

Крошка Вилл почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

— Он сказал бы: «Послушай, приятель, живо поднимай свою тощую задницу с сена и иди-ка займись слонами!»

Она еще немного повозмущалась в адрес лени, овладевшей мягким местом Паки, а затем перешла к более решительным действиям, подтолкнув под это самое место правой коленкой.

— Ой!

Паки перевернулся и сел, а Крошка Вилл поспешила вернуть себе равновесие.

— Черт тебя подери, Крошка Вилл! Не посмотрю на то, что ты теперь замужняя женщина, — так отхожу ремнем по заднице, что она светиться в темноте будет!

Вилл двинулась к двери:

— Сначала поймай меня!

Она шагнула на улицу и устало прислонилась к стене. Перед глазами у нее все шло кругом.

— Повариха! Повариха!

Вилл почувствовала, как чья-то сильная рука подхватила ее.

— С тобой все в порядке? Ты еще жива?

— Отведи меня домой. Одна я не дойду.

Вилл будто провалилась в бездонную пропасть. Внутри Момус оказался пустым, холодным и темным.

Здоровяк Вилли был пьян. Вилл помнила, что тогда ей было девять лет. Лишь позже она поняла, что ее отец любил время от времени приложиться к бутылке.

Тогда они находились в главном спальном отсеке «Барабу». Поскольку Здоровяк в ту пору не имел ни к кому и ни к чему душевной привязанности, то спал вместе с остальными дрессировщиками. Здоровяк сделал большой глоток из бутылки, затем горлышком указал в сторону дочери.

— Ни один дрессировщик на этом корабле без своего слона не стоит и ломаного гроша. — Здоровяк ткнул себя бутылкой в грудь. — В том числе и я. Я в особенности. — Он сделал еще глоток, опустил бутылку на колени и улыбнулся. — Ты посмотри на меня. Как следует посмотри. Без слонов я ничто. Пустое место.

Здоровяк потер глаза, а затем посмотрел поверх ее головы, на что-то такое, что было видно только ему.

— В «Снежном шоу» в Сиэтле работал один дрессировщик, звали его Губер Джонс. Я тогда работал вместе с Отравой Джимом. Черт бы побрал этого Губера. Он превратил своего слона в зверюгу… Угробил беднягу Джима. — Здоровяк покачал головой и опять уставился куда-то в пространство. — Если тебе когда-нибудь встретится дрессировщик, который возомнил, будто что-то представляет собой без своего слона, прибей его на месте и вышвырни вон из цирка. Заруби у себя на носу — такому нельзя доверять животных.

Здоровяк принялся рисовать в воздухе ему одному видимые картины и затем рассказал ей анекдот о неком Крауте Штуке. Как-то раз Краут приводил в порядок слоновьи ногти, когда ветеринар, новичок в цирке, спросил его, с чего это слон издает в такт ему хоботом какие-то звуки.