Мир Цитадели

— Не только скот, — Шутихин повернулся ко мне. — Здесь все культуры, которые выращиваются, созданы искусственно. Вот этот виноград, — он показал пальцем на Настин бокал, — размером со сливу. И с одной лозы снимается невероятное количество ягод. Злаки, фрукты, овощи — все такое, пусть не по размеру, так по урожайности. В нашей действительности к такому и близко подойти не могли. Но все это может выращиваться только на оборудованных плантациях, с достатком воды и уходом. В диких условиях это не выживет. И скот тоже «безотходный», если можно так выразиться, почти что один живой вес или молоко. И при этом совершенно не приспособлен к существованию за пределами огороженных выгонов. Даже трава ему нужна посевная, степную коровцы есть не могут.

— Почему сделали именно так?

— У меня есть теория на этот счет, хоть и несколько бездоказательная. Слышали про гоблинов в городах?

— Конечно.

— По-своему уникальное создание, почти совершенный хищник, явно смоделирован из лягушки и каких-то еще рептилий. Способен жрать все, крайне агрессивен и территориален. Очень опасен. Помимо них, в городах есть здоровенные тараканы, питающиеся чем попало, есть ящерицы, которые жрут тараканов, и есть еще и крысы, не такие, каких мы знаем, которые тоже их жрут. Гоблины жрут всех.

— Смысл?

— Сейчас к нему подойдем, — Шутихин снова продегустировал пиво. — В городах можно найти великое множество всего полезного. Те же батареи Цитадель делать не может, их до сих пор находят, и они в полной сохранности. И много что еще прекрасно сохранилось, технологии ушли далеко от нас. Но если люди займутся поисками в заброшенных городах, то такое, с позволения сказать, собирательство, превратит мародерство в основное занятие.

— Согласен, — кивнул я.

— Города населили хищниками. То есть туда путь только самым опытным, умелым, организованным и вооруженным. Зато остальным предоставили работу. Но такую, которая, с одной стороны, гарантированно приносит плоды, а с другой — ее не забросишь. И с которой тоже можно неплохо жить.

— То есть мягко показали вектор развития?

— Именно так, — он откинулся на стуле и сложил руки на груди. — Именно. То есть поиск брошенного имущества остался авантюристам, которые только к этому призвание и имеют. А остальные заняты вполне созидательным трудом. Что и хорошо.

— Это первый ваш мир? — спросила Настя.

— Первый. У вас нет, насколько я слышал, так?

— Нет. Третий. У него даже четвертый, — Настя кивнула в мою сторону. — Но мы нигде не встречали столько людей, которые проваливаются не в первый раз. Это странно.

— Согласен. Я тут кое-какую статистику подводил, таких около половины. И все повторяют то же, что и вы. И никогда не слышал, чтобы кто-то проваливался или странным образом исчезал отсюда.

— Тут есть одна тонкость, которую вы можете не знать, — заговорил я. — Вы про выкрутасы со временем в других мирах слышали?

— Да. Оно там почти останавливается.

— Не для самого мира, а для тех, кто в него попал. В одном из миров люди и провалившиеся соседствовали. Люди жили как обычно, то есть рожали детей, старели и так далее. А вот провалившиеся уже нет.

— Про такое я не слышал.

Он не слышал, а я и пожил, а заодно несколько раз чуть там не погиб. Такой вот богатый опыт получается.

— Потом этот мир расслоился, — я сложил и затем развел ладони. — Его обитатели ушли в отдельный слой, а провалившиеся оказались в другом, в который полноценно пришла Тьма. Про нее вы точно знаете.

— Разумеется. С ней имели дело почти все, кто попал сюда… транзитом, так это назовем.

— Так вот: само расслоение выглядело точно так же, как и эти местные «выбросы», включая сегодняшний, — забавно, но к выбросам уже привык и даже перестал их отмечать, как нечто из ряда вон выходящее. Просто надо учитывать, что выбросы никогда не случаются раньше пяти вечера и позже семи, если в этот день его не было, то после семи можно уже и не ждать, и ничего страшного во время них не случается, разве что предметы с полок падают, если те без бортиков. Все.

— Так же?

— Именно. Чуть сильней, чуть дольше, но так же. Еще голова болела до этого за сутки. А потом они повторялись как здесь, и после них проваливались новые люди.

— Здесь тоже. Мы тут все после выбросов появились.

— Вы тут давно?

— Семь лет. Почти.

— Так к чему это я все… — я задумался, формулируя речь, — в общем, когда мы с женой ушли из первого мира, того, в котором встретились, я на краткое время оказался в мире своем. В своем доме. И хотя я прожил с полгода в другом слое, в доме прошло лишь несколько секунд, я думаю. Не больше. То есть, если отсюда кто-то провалился дальше, то мы можем его исчезновения не заметить. Человек только зашел в туалет, а там свет погас, например. И мы даже не начали удивляться, почему он так долго не выходит, а он между тем годовщину своего провала в другой мир отмечает в какой-нибудь пивной с новыми друзьями и новой женой.

— Интересно…

— Потом я провалился в другой мир. Отдельно от жены, — я кивнул в сторону Насти. — И провел там около двух месяцев. А Настя даже не заметила моего отсутствия. Почти не заметила.