Мир, в котором мы живем

Раз в неделю обязательно большой марафет в Париже. И вот перед всеми процедурами обнажились, расслабились и в сауну, чтобы все тело отдохнуло и легче приняло все…

Сели, в пару отдыхаем, и тут я вижу, что у Насти синяки по всему телу! Так не очень были заметны, а на сухом пару прямо так выступили, как обвинители преступления! Это же надо! У нее – и синяки!

– Откуда синяки у тебя?

– Лешка задумался… – задумчиво так Настя произнесла.

– Задумался? Да за эти синяки его надо… – я аж дар речи потеряла.

– Что его надо? – Настя выпрямилась и на меня так в упор. – Что надо? В суд подать или высечь розгами, что ли? Ты сначала о себе подумай, а потом уже на других наезжай и учи!

Я второй раз потеряла дар речи, но все же произнесла:

– А что со мной?

– Что с тобой? Кого Лешка в три погибели скрутил, какую-то там позу из гребаной Камасутры исполняя? Давай пожестче! Бери меня страстно! Люби всю и во все! Это у тебя тело синяки не воспринимает, поэтому и не задумываешься порой, что и как. А саму потом вырвало, хорошо, что не у него на глазах. Плохо стало? Плохо. А ты еще умудрилась его вообще в стыд вогнать, заявив про экстремальный секс с беременной! – она постучала по голове. – Ты хоть подумала, что сказала? Ты его обвинила в насилии над беременной! А это преступление, караемое…

– Да не обвиняла его я… – я даже испугалась… за себя.

– Ты не забывай, он мужчина, а они порой все воспринимают слишком прямолинейно! Ты его пристыдила! Испугала! Потому что он два месяца занимался любовью с беременной женщиной!

– Да вроде можно еще, – промямлила я.

– Можно. Но спокойно, а не в разнос идти, чтобы плохо становилось! А когда он тебя до тела своего решил не допускать, ты еще и разозлилась на него. И девчонки туда же. Да еще и обвинять принялись, в том чего он никогда не совершал и наоборот, спас нас с тобой! – кажется, Настя выдохлась.

И тут я немного вспылила, ну да, некоторая злость на Алексея была:

– Но он должен хотя бы нас всех привечать, ласкать почаще и любить поярче, а не только на тебя одну заглядываться!

Зря я это сказала. С дуру и сгоряча…

– Он никому ничего не должен! – у Насти как второе дыхание открылось. – Он совершил ошибку, из-за которой погиб Костя Страхов. Но он не думал, что все будет именно так. И что он останется один. Один! Все его бросили. Никто к нему не пришел, кроме людей его квартала. Ни девчонки, ни друзья, ни коллеги по работе. Шестьдесят пять дней в одиночестве! Как будто он перестал существовать. Макал свой член в гребанный спирт с зеленкой чтобы не сойти с ума! А ты про долги какие-то вспоминаешь, – и хныкнула.

– Но ты к нему пришла… – примирительно сказала я, но Настя неожиданно снова взорвалась:

– Через шестьдесят пять дней после того, как мы его подставили со Светкой! Через восемь дней, как Светка погибла! И через пятьдесят, как появилось желание прийти к нему и попросить прощения. Светка все порывалась сходить, но на ночь всегда уходила не к Алексею просить прощения, а на какие-то вписки, встречи, оргии. А утром совесть просыпалась и она снова хотела к Лешке. Но пока она – мы – думали, наступала ночь и все начиналось сначала. А когда она погибла, я ведь не пошла к нему, я убежала в общежитие. И только на восьмой день, когда мне плохо стало с очередным кошмаром, я пришла к Лешке. И он защитил меня от моих демонов, а я помогла ему избавиться от его одиночества. Поэтому не говори, что он что-то кому-то должен. Это мы ему должны, хотя бы за то, что он просто есть и не требует чего-то сверх того, что мы ему даем. И он любит всех нас так, как может и видит, и если кому-то достается меньше любви, то не потому, что он хочет меня больше остальных, а потому, что мы с ним стали чем-то большим, чем просто мужчина и женщина. И когда мы все поймем, что нас объединяет не просто секс, а единая судьба, то тогда каждая из нас получит столько любви сколько желает. И мы наконец перестанем ревновать друг друга к НАШЕМУ единственному мужчине. А синяки, они пройдут, в первый раз, что ли…

А ведь она права. Мы слишком многого требуем от наших мужчин. А они хоть и сильный пол, но всегда слабы перед нами…

Я прослезилась, подсела к Насте поближе и обняла ее, и Света с другой стороны. Так и просидели оставшееся время процедуры.

А когда вернулись домой, то наш мужчина спал. Лежал на животе, уткнувшись в подушку. Мы так тихонечко присели рядом, просто без всяких желаний. Ну почти…

– Солнце мое, надеюсь, твоя ручка не станет опускаться ниже, иначе мне придется запретить тебе вообще бывать в этой комнате. Не вынуждай меня злиться, – проговорил Алексей и перевернулся на спину. Он еще и злился?

– Но хотя бы поцеловать тебя можно?

– Можно… только осторожно…

И мы все дружно рассмеялись…

А через два дня после монолога Насти и моего осторожного поцелуя к нам вернулись Алиса и Таня, и история эта была довольно эпична.

Представьте картину, где на диване в гостиной сидит беременная женщина, правда, мой животик еще не округлился, и вяжет очередные носочки для младенца.