Мир в латах

Роман тяжело вздохнул, встал и прошелся по лугу без всякой цели. Остановился под деревом. У его корней поблескивал знакомый предмет. Рукоятка меча без лезвия. Он попытался поднять ее. Лапа загребла целый ворох земли и травы, словно ковш экскаватора. Тогда он тщательно просеял землю между когтей, и рукоятка, отделенная от мусора, осталась лежать в его негибкой лапе, снабженной круглыми кожными наростами. Она показалась ему совсем крошечной, обломком детского меча. Но что-то, поразившее его в самое сердце, заставило повернуть рукоятку к солнцу и отодвинуть от морды на такое расстояние, чтобы оба его новых зорких глаза смогли рассмотреть на ней каждую трещинку, каждую деталь рисунка… Невиданные бронзовые животные переплелись в едином порыве схватки, наверно, это были львы чужого мира… У них было по шести могучих когтистых лап, шишковатая голова с вытянутой мордой, покрытая мелкой чешуей кожа, а длинные, гибкие хвосты сжимали рукоятки мечей…

— Львы не жрут траву, — растерянно пробормотал Роман, не веря уже ни одному слову своего нового утробного голоса. — Велика должна быть слава тех, чьи изображения вырезают на рукоятках оружия.

Словно какая-то глухая преграда лопнула в голове Романа, и в нее вползли вздохи и шорохи леса, шепот воды на озере, отчаянный крик жертвы, настигаемой в лесу неизвестным хищником, удары оружия и свист стрел вот уже вторую неделю бьющихся в неравном бою россов, предпочитающих умереть, чтобы кровью смыть нанесенное их племени оскорбление.

Конечно, он может продолжать жевать траву, но оскорбление нанесено не только племени россов. Оно нанесено тому, чье изображение рисуют на рукоятках оружия…

Он не знал, откуда вползают в него эти слова и мысли, разжигающие его ярость и забытую боль. Он лишь открыл глаза и слушал, и узнавал, как много несправедливости в мире, где он бездумно жевал свою жвачку.

Роман почувствовал, как все его шесть лап наливаются силой. Они были созданы не для того, чтобы ползать по лугу, они предназначались для стремительного бега сквозь заросли, для лазания по скалам, для того, чтобы враги хрипели в стальных, беспощадных объятиях.

И тогда он понесся вперед. Земля вздрагивала от его прыжков, и на ее поверхности оставались глубоки© рваные царапины, а Роман все наращивал скорость, не зная еще предельных возможностей своего нового тела. Стена леса постепенно превратилась в серую ленту, ветер засвистел в ушах льва нездешнего, чужого мира…

Пробивая головой сплошные непроходимые заросли, переламывая, как спички, деревья, Роман несся вперед. Но даже теперь, в этом стремительном беге, он не мог остановить процесс, набиравший разгон в его сознании. Процесс понимания. Процесс поиска истины.

Элию похитили, но эликсир он купил еще раньше, именно он и никто другой… И вот теперь он превращен в зверя, обладающего чудовищной силой. Для чего и кем? Сам по себе эликсир мог разве что отравить его. Но вмешались какие-то могущественные силы. Что они от него хотели? Что им было нужно? Освобождение Элии? Наверняка существовали для этого более простые способы. Вряд ли вообще их может интересовать подобная мелочь. Значит, за его превращением скрыт иной, непонятный пока смысл.

Кто они, эти силы? Старец у дерева? Само дерево? Вещее озеро? Скала солнца? Или все это разом? Вся планета целиком со всеми ее озерами, реками, деревьями, духами гор… Тогда цель должна быть такой же огромной, как и усилия, затраченные на ее достижение.

И Элия, и сам он со своим новым телом — всего лишь эпизод в борьбе неведомых титанических сил. Игрушка в их руках. А его страдания? Его сомнения? Его разум и воля? Учли ли они их или тоже сбросили со счетов, как не имеющие значения мелочи?

Что если он решит не подчиниться? Но как можно не подчиниться, если нет никакого приказа? Если их цели совпадают с его желаниями? Чего же они хотят? Уничтожения летунгов? Он тут же отбросил это предположение. У тех, кто сделал его зверем, наверняка существовали для этого более простые и действенные способы.

Возможно, он лишь крохотное звено в огромной цепи причин и следствий, протянутой сквозь века. Тогда тем более невозможно понять смысл тому, кто видит лишь маленькую частицу истины. И все же он пытался…

С его сознанием что-то сделали, что-то такое, чего он не может понять до сих пор. Часть его личности как бы изъяли, а взамен вложили нечто другое. Маленький механический человечек, составленный из двух особей. Особи идеально подходили друг другу в этой сложной конструкции. Иначе они просто не смогли бы взаимодействовать… Окончательный вызов им он бросил в подземелье. Сейчас во всей этой фантасмагории лишь память об Элии представлялась ему чем-то реальным и надежным, прочным островом в туманном океане.

И, пожалуй, единственное, что он может сделать в своем положении, пока не поймет смысла хотя бы ближайшего хода — это извлечь выгоду из тех сил и возможностей, которые ему подчинили в ходе игры.