Мир в подарок. (Тетралогия)

– Ты умрешь по другой причине, – уверенно сообщил мне энергичный голос из–за спины, – обещаю!

Обернувшись, я уставилась на вновь прибывших, все трое были достойным пополнением нашего шутовского балагана, чем я их сразу и обрадовала. Не вдохновились. Даже обиделись, кажется. Впрочем, мне того и надо. Чем злее – тем невнимательнее.

В центре композиции размещался, безусловно, сам господин Катан–го. Рослый и гибкий мужчина с неподражаемой внешностью Казановы в лучшие годы легендарного сердцееда. Уже не юноша, смотрит без наивного энтузиазма и пылкости. Но взгляд не угас, и в грации нет намека на тяжеловесность. Опасный, хищный зверь, и глядит на меня, как на дохлую овцу, уже не представляющую даже гастрономического интереса. Любопытно: Мейджа любила его? Такие глянцевые герои действуют на девиц смертельно. Почти классическое лицо с правильными чертами и волевым подбородком, высокие брови с гордым изломом, волнующе–грустные собачьи глаза сизо–черного цвета затенены длиннейшими ресницами, густоте и блеску вороненых кудрей позавидует любая красотка, шея и грудь, открытые широком вырезом свободной шелковой туники атлетичны, тронутая легким загаром кожа безупречна. По правую руку от «Казановы» разместилась его копия – в женском варианте. Кстати, упакованная по образцу местного Совета, но не в пример изящнее и дороже. И наполненная тем же порабощенным огнем, поистине огромным в сравнении с кострами Совета. Видья, сестра–близнец. Слева и чуть сзади, за плечом господина, незыблемой скалой высился гориллоподобный монстр, увешанный оружием с ног до головы. Эк у него все железяки – напоказ.

– Здравствуй, любимый, – я скромно потупилась, затрепетала ресницами и виновато улыбнулась Катан–го, – соскучился? Весь день один, без милой невестушки, измаялся небось. Ты думал обо мне? Прибежал, запыхался… спешил увидеть! Я тоже так ждала нашей встречи, родной… Сейчас переоденусь только, минуточку.

– Никак, она пьяна, – холодно удивилась сестра Катан–го. – Для храбрости приняла. Ну, не будем терять времени, воля брата вам известна. Маленькая дрянь отправится на корм Змею. И без церемоний, нам пора ехать.

– И ты мне не подашь руки? – грустно спросила я жениха, звереющего на глазах. – Не будь букой, это же наша с тобой последняя прогулка вдвоем, родной. Пойдем, я так много хотела тебе сказать… Ты выслушаешь и все поймешь. Нам надо быть вместе, любовь моя! Хотя бы прощальный поцелуй…

Он взревел раненным зверем и развернулся на пятках, коротко приказав своему массивному и исполнительному провожатому проследить за церемонией казни. Я обреченно развела руками и тоже повернулась к Катан–го спиной. Со стороны Совета меня продолжали буравить семь пар глаз. Стоящая впереди дама царственным жестом отрядила двоих, самых «блеклых», советников мне в провожатые. Число свидетелей снова сократилось, просто замечательно! Жаль, только, местный культ я не смогу изучить. Спросишь хоть что–то, – и прощай благообразная и безопасная кончина Мейджи.

Путь к водопаду мы проделали вчетвером, отловившие меня парни остались отчитываться перед Советом. Сброс тела в Радужный прошел быстро, в обстановке деловой и не слишком торжественной. Скала, ставшая местом казни, нависала над водопадом, как нос корабля, вознесшегося на гребень девятого вала. Время от времени ее окатывало белой пеной.

Упираться и изображать шок, столбняк и причитания мне оказалось совсем не трудно, но полюбоваться красотами торопливые мерзавцы не дали, – как и собраться с духом. Подтащили к краю и неласково пихнули в спину.

Ма–ма–а…

Грохот потока перекрывал все звуки. Под ногами распахнулась ревущая пучина. Бесславный конец Мейджи для свидетелей был зрелищем нескольких секунд. Тело скрылось в висящем над потоком сплошном облачном мареве брызг, где играли бессчетные радуги, оправдывая название этого природного чуда.

Я мгновенно намокла, оглохла, ослепла и потеряла ощущение верха и низа. Падать в никуда, не ведая, далеко ли дно, осязая – иногда слишком отчетливо – вокруг каменные уступы и острые кромки скал, было мучительно жутко. Дышать в плотном влажном облаке оказалось невозможно. Досчитав до двадцати, нахлебавшись досыта воды пополам с кровью из прокушенной губы, я наконец решила, что всплеск моих сил здесь они уже не заметят. Если они вообще способны что–либо видеть. Видьи, как же! Скорее, слепьи, глухьи – и злыдни – для полного комплекта. Я раскинула руки, крепче вплетая сознание в мир, и влилась в поток, растворяясь, становясь его частью. Страх отступил, ослепление и боль ушли.

И все изменилось.

Я ощутила Змея, сперва вокруг себя, потом внутри, затем мы полетели единым движением, и я осознала его стремление целиком…

…От самого хвоста, выползающего из узкого ледникового ущелья меж льдисто–белых, изрезанных лиловыми морщинами, горных пиков, где небо даже днем густо–фиолетовое, а ночные звезды кажутся огромными, колюче–яркими и такими близкими, только руку протяни.

…Через причудливые извивы могучего потока, век за веком точащего скалы и обнимающего выглаженные до стеклянного блеска валуны.