— Отлично! Три штуки на двенадцать вольт, — читая заметки на коробке. — Мощность девяносто ват. Если бы я разбирался, то это или нет. Ладно, пригодятся. Вдруг кот, в этом случаи, умер, — улыбнулся мужчина, вспоминая звуковую лампу. — Лампа больше всего подвержена износу. Вполне могут пригодиться. По ходу разберемся.
Доктор еще раз осмотрелся.
— Бог мой! — переводя дух. — Невероятно! Оставили мне сюрприз! — сказал он это с сарказмом, вспоминая долгий процесс уборки. — Хотя есть плюс — это проектор! Только эти лампы не для звука, — вертя коробку в руке. — Надеюсь, звуковая лампа в рабочем состоянии, заменить ее не на что. Вот зачем я про это подумал, накаркал. Лучше сейчас об этом не думать. Эх, если бы я еще разбирался во всем этом, — вздыхая. — Интересно, а сам проектор, он вообще работает? В конце концов, есть запасные лампы, — бросая взгляд на коробку. — Хорошо, что на автомате не запихнул их в шкаф. Ладно, подготовим фон. Нужно и проектор еще проверить. Вот будет досадно, если он окажется не… — замолкая. — Сейчас опять накаркаю. Все, молчу, молчу! Но, это так волнительно.
[1] Кот Шредингера, это герой мысленного эксперимента, в котором в парадоксальной форме показано явление квантовой суперпозиции, когда одна и та же система (Кот) может находиться сразу в двух противоположных состояниях (живом и мертвом). Мысленный эксперимент касался некого яда, который как может пагубно повлиять на кота, так и нет. И пока мы не откроем коробку с котом, мы не узнаем, жив он или нет.
Глава 11. Человек из прошлого века (часть 5)
Поставив проектор на стол, и вытянув удлинитель электросети, Владислав воткнул вилку. В голове по-прежнему пробегало, изрядно повторяясь, лишь одно предложение: «Только бы рабочим оказался!» И он нажал на кнопку «Включить». Устройство зажужжало.
— Бог мой! Работает! — улыбаясь. — Работает! Надеюсь, что проработает и дальше. Пленки здесь не мало.
Впоследствии Владиславовичу пришлось заменить проекционную лампу. Он уже было хотел запустить пленку, как вдруг заметил трещину на ну звуковой лампе.
— Черт! Кулибничать[1] придется. Ну, не привыкать, когда-то я этим увлекался. Ай, я забыл про фон. Почему именно на такой пленке? Какого черта? — всплывал не однократно этот вопрос в его голове, пока он рылся в чемоданах. — Пленка, скорее всего… Да черт, где же белая простыня. А, вот ты где! — разрывая упаковку. — Запись-то, какого года? Так, ладно, я должен все сделать быстро, а то и так уже часа три потратил на все это.
Лесневский взял музыкальный центр. Ему пришлось провозиться с проводами и, подключив акустику, он перешел к следующему этапу.
Оставался экран. Забросив простынь на двери, ведущих в коридор, Владиславович стал натягивать, закрепляя прищепками с одной стороны и прижимая стулом с другой.
Расслабляя ноги, Владислав развалился в своем любимом кресле, рядом с проектором. Он тяжело вздохнул осматривая все, что сделал.
— Ну, наконец-то, — выдохнул он. — Наконец-то фильм посмотрим, — сквозь улыбку. — Фу… — переводя дух.
Взяв в руки бобину с пленкой, доктор опять стал рассматривать ее поверхность.
— Оптическая звуковая дорожка, — на выдохе сказал он и развернулся к проектору. — Интересно. Жуть, как интересно. До одури интересно. Руки опять трясутся. Любопытство не дает здраво мыслить. А вот интересно, а звук. Звук, интересно, будет или нет? Этот проектор очень старый. Будет досадно, если нет. Черт! Черт! Черт! Я уже начинаю сходить с ума. Что же на этой пленке?
Постукивая пальцами по корпусу бобины, Владислав задумчиво осматривался. Он еще раз мысленно проверял все, что касалось подготовки к просмотру фильма.
— Полотно закрепил. Так, кресло направил. Проектор подключил. И… — замолкая. — А это, что такое? — нащупав что-то рукой на поверхности бобины.
В боковом свете он увидел прочерченную чем-то острым дату: „14.05.2003“.
— А это, что это? — нащупывая что-то под бумажной биркой. — Там явно что-то есть?
Лесневский аккуратно начал отклеивать бумажный прямоугольник с информаций о психиатрической больнице. На пластиковой поверхности виднелось какое-то теснение.
— Да, здесь какой-то оттиск, видимо это производитель. Еще одна штамповка, — доктор попытался рассмотреть маркировку в тусклом освещении. — Интересно, это производитель или что? Черт, ничего не видно.
Вернувшись к настольной лампе, мужчина стал вертеть изделием. Пришлось еще немного скатать грязь, остатки оставались на ее поверхности. И проступила надпись.
— О! — удивленно воскликнул он. — Этого не может быть. Это явно не французский.
Штамп был на немецком языке — „Deutsches Ahnenerbe“[2].