Мир в раннее Новое время

Существенная часть поступившего в Европу серебра уходила в сокровища, в ювелирные изделия, другая часть циркулировала в виде монеты, активизируя товарную экономику, но львиная доля переправлялась на Восток по трем основным каналам: через Балтику и Архангельск, через страны Леванта и морским путем вокруг мыса Доброй Надежды. По оценке официального голландского документа 1683 г., в Республику Соединенных провинций ежегодно ввозилось из Испании на 15–18 млн гульденов драгоценных металлов, из них 13 млн реэкспортировались (в том числе 9 млн гульденов непосредственно на Восток).

Через Архангельск, Прибалтику и Польшу серебро поступало в Россию и вывозилось оттуда в юго-восточном направлении — в Иран и Среднюю Азию. Османская империя получала серебро и через Балканы, и через средиземноморские порты, но вывозила его в Иран. Иран частично вывозил драгоценные металлы в Индию и в Батавию на Яве, центр владений могущественной голландской Ост-Индской компании. Последняя, пользуясь своим монопольным положением на мировом рынке пряностей, активно участвовала в торговле со странами Индийского океана и Дальнего Востока и обслуживала своими судами торговлю между этими странами, получая деньги за фрахт. Ее торговый баланс был активным по отношению к Ирану (с 30-х годов XVII в.) и Японии, но пассивным по отношению к Индии и Китаю. Необходимые для торговли запасы драгоценного металла компания получала не только непосредственно из метрополии, но и из Ирана, Филиппин, а также из Японии, где имелись собственные разработки серебряных руд и где с 30-х годов XVII в. право на ограниченную торговлю имели только голландцы (но в 1668 г. японское правительство запретило вывоз из страны серебра).

Индия и Китай являлись двумя полюсами притяжения для мировых запасов драгоценных металлов, которые здесь и оседали.

Определенная, со временем возраставшая часть поступившего в Европу серебра уходила обратно через Атлантический океан, в те колонии европейских держав, которые не имели собственных серебряных рудников. Выплата жалованья служащим администрации, солдатам и морякам создавала здесь активный платежный баланс в сношениях колоний с метрополиями, тогда как торговый баланс колоний, нуждающихся в европейских товарах, оставался неизбежно пассивным. Для колоний чеканилась особая монета, которую было невыгодно вывозить обратно в Европу.

Следуя меркантилистским рецептам, европейские страны стремились сосредоточить в своих руках, отнять у соседей как можно больше звонкой монеты. Успехи в развитии производства, обеспечивавшие положительный торговый баланс в торговле с Испанией, были важным, но отнюдь не единственным средством достижения победы, ибо не существовало пропорционального соответствия между положительным сальдо торгового баланса и получаемой данной страной массой драгоценных металлов. При прочих равных условиях эти металлы имели тенденцию стягиваться туда, где они были дороже и где на них существовал особый спрос — в странах, занявших место у тех «кранов», через которые европейская монета «отливала» на Восток, — прежде всего в Голландии, затем в Англии. Такие страны выигрывали и на вексельном (обменном) курсе. Необходимость избавиться от посредников, завоевать для себя независимые позиции в мировой торговле на всех ее важнейших направлениях в XVII в. осознавалась все отчетливее.

Важность монетарного фактора привела в историографии к стремлению найти именно в нем объяснение тех кризисных явлений в европейской экономике, которые были поспешно объединены в понятии «всеобщий кризис XVII века». В 50-60-е годы XX в. эта концепция, казалось, прочно утвердилась в западной исторической науке. В основе всех затруднений глобального характера видели последствия, как представлялось, непреложно установленного факта резкого сокращения ввоза серебра из Испанской Америки. Оно вызвало феномен длительной стагнации и даже падения цен в их металлическом выражении, который ассоциировался с экономическим упадком, поскольку именно такое соотношение было характерно для хорошо изученной конъюнктуры циклических кризисов XIX–XX вв. В работах некоторых особенно решительных сторонников концепции «всеобщего кризиса» звучали даже фаталистические мотивы бесплодности всех усилий в борьбе с неблагоприятной конъюнктурой.