Мир в XVIII веке

Статья, опубликованная в XI томе «Энциклопедии» (1765) Дидро и Даламбера, относила «мнение» к сфере логики. Определяя это понятие как неопределенное суждение сомневающегося разума, автор статьи — Антуан Гаспар Буше д’Аржи — противопоставлял колеблющийся, неверный свет мнения яркому свету рационального знания, и его трактовка мало отличалась от того, что тремя десятилетиями ранее в «Трактате о мнении» (1735) писал Жильбер Шарль Лежандр, маркиз де Сент-Обен. Однако «Методическая энциклопедия» Панкука, издававшаяся с 1782 г., шла уже по совершено иному пути: из томов, посвященных философии и логике, «мнение» переместилось в тома, освещавшие вопросы финансов и правопорядка, попутно обретя семантически значимый эпитет. Утратив прежнюю субъективность и неопределенность «мнения», «общественное мнение» под пером журналиста Жака Пёше превратилось в категорию объективную и рациональную.

Не менее убедительно эволюцию термина отражают тексты, выходившие из-под пера философов Просвещения. В 1750-е годы «общественное мнение» еще понималось ими как коллективное выражение моральных и социальных ценностей, и даже Руссо, который часто использовал это словосочетание, наполнял его более социальным, нежели политическим содержанием: «Ни разум, ни добродетель, ни законы не победят общественного мнения, покуда мы не освоим искусство изменять его», — утверждал он в «Письме к Даламберу о театральных зрелищах» (1758). В середине столетия Мирабо, Гельвеций, Даламбер, Мабли, Гольбах и многие другие считали общественное мнение коллективным суждением в сфере морали или вкуса. Однако к 1770-м годам это понятие приобрело отчетливо политическое звучание, более соответствовавшее просветительскому духу. В 1767 г., добавляя в очередное издание своих «Размышлений о нравах» новый параграф о роли писателей, историк и литератор Шарль Пино Дюкло утверждал: «Из всех властей, власть думающих людей — самая могучая, хоть и невидимая. Сильные мира сего управляют, а думающие люди правят: ведь в конечном счете именно они формируют общественное мнение, которое рано или поздно укротит или уничтожит деспотизм». Ему вторил аббат Рейналь в «Истории обеих Индий» (1770): «Общественное мнение — непременная составляющая образа правления любой думающей и рассуждающей нации; никогда не следует идти против него, не вооружившись вескими причинами; никогда не следует противоречить ему, не разубедив его». Луи Себастьян Мерсье в четвертом томе «Картин Парижа» (1782) подчеркивал революционное значение произошедших перемен: «Всего тридцать лет назад в наших умах свершилась великая и важная революция: сегодня в Европе общественное мнение обладает такой силой, перед которой ничто не устоит».

Отмеченное просветителями и зафиксированное «Методической энциклопедией» Панкука изменение коннотации термина свидетельствовало о том, что в последние десятилетия Старого порядка общественное мнение стало мощным фактором политической жизни. Эту трансформацию, в результате которой в европейском обществе возник новый своеобразный источник власти, — «высший трибунал разума», обладавший правом выносить суждения по любым значимым вопросам и вынуждавший считаться со своими «приговорами» и абсолютную монархию, и ее критиков, — американский историк К. Бейкер удачно назвал «политическим изобретением общественного мнения».

У этой «незаметной революции» имелись свои социокультурные предпосылки: существенное расширение публичного пространства, усложнение и диверсификация способов коммуникации, развитие инструментов мобилизации общества, игнорировавших прежнюю социальную иерархию и ускользавших от действенного контроля государственной власти. Расцвет прессы и публицистики, растущая доступность печатного слова (которую исследователи называют «читательским бумом»), его способность во многих случаях обходить цензурные рогатки — все это подготовило благодатную почву для становления общественного мнения, а разнообразные формы социальных связей и общения — переписка, светские салоны, масонские ложи, читательские клубы, кафе, академии, научные сообщества и прочее — послужили превосходными площадками для его консолидации. Они действовали подобно сообщающимся сосудам: по словам Р. Дарнтона, общественное мнение в конце Старого порядка формировалось, перетекая из устной формы в письменную, из письменной — в печатную, возвращаясь из печатной в устную и так далее.