В том, что касается верхушки североафриканских обществ, мировой кризис произвел разносторонний эффект. От него главным образом пострадали торгово–предпринимательские круги, занимавшиеся посреднической деятельностью. Сокращение экспорта местных товаров и импорта из метрополий отразилось на их прибылях. Кризис нанес ущерб и владетелям земель, жившим по старинке и сдававшим их крестьянам на условиях натуральной издольщины. В годы кризиса крестьянство обнищало, и это в известной мере подорвало позиции арабских и берберских землевладельцев. Зато гораздо меньше пострадали от кризиса национальные производители товаров и услуг, работавшие на внутренний рынок. Кризисная конъюнктура на мировом рынке им даже помогла. За отсутствием импорта промышленных товаров из метрополии они заполняли эту брешь дешевыми товарами собственного производства; после массового разорения кустарей–ремесленников они нанимали их в качестве рабочих–надомников; за счет падения цен на сырье и инструменты они снижали свои издержки и т. д. Поэтому в ряде стран (в Египте и Тунисе) арабские фабриканты в начале 1930-х годов не только сохранили свои предприятия, но даже расширили их. То же самое можно сказать об относительно крупных финансово–промышленных группах (например, таков был союз египетских предприятий, сплотившихся в 1920-е годы вокруг банка «Мыср»). Эти банковские группы меньше всего подверглись воздействию кризиса и оказались вполне способны выдержать его удары.
Все эти существенные сдвиги в североафриканских обществах и экономике отразились на политическом развитии стран региона. Но не меньшее влияние на политическое мышление берберов и арабов Магриба оказало крушение османского культурно–исторического пространства. После Первой мировой войны окончательно распалась имперская политическая структура, в пределах которой большинство народов Северной Африки жили в течение четырех столетий. С провозглашением Турецкой Республики ушла в историю и сама Османская династия. А ведь она рассматривалась арабами как блюстительница независимости исламского мира, и пусть ненадежная, но все же защита против европейского владычества. Теперь у мусульман Египта, Судана и Магриба не было «своей» империи.
Первая мировая война породила множество новых мыслей и чувств у политически сознательных арабов и берберов. Раньше их борьба за независимость велась против Европы и иногда против Османов, а сами они воспринимали себя лишь как часть мусульманского мира. Теперь мысль о свободе получила новые измерения. Противник остался один — христианская Европа, но и воссоздание Халифата в XX в. тоже оказалось утопией. В 1920-е годы сначала в элитарном, а затем и в массовом сознании постепенно укрепляется понятие о свободе как самоопределении национальных общностей — египтян, тунисцев, марокканцев и т. д., т. е. идея создания арабских государств. В этом немалое влияние на североафриканцев оказал пример Турции и ее лидера Мустафы Кемаля Ататюрка. По сути дела он взял новый курс развития, альтернативный османскому имперскому пути: создал общество на основе национального сплочения, жестко разделил государство и религию и нарочито отвернулся от Востока, чтобы стать частью Запада. Успех Ататюрка, бросившего вызов Европе, возбуждал среди арабских и берберских верхов недовольство своим положением и желание к перемене своего политического статуса.
В итоге надежды образованных египтян, суданцев, магрибинцев и поиск ими своего места в мире приводили их к двум стратегиям: либо поднять население на вооруженную борьбу, либо договориться с колонизаторами о предоставлении большей степени свободы. Первая из этих стратегий была традиционна для арабского мира — она опиралась на богатый опыт «священной войны» против «неверных». Так действовали мусульманские вожди всех времен, от Салах ад-Дина аль-Айюби (XII в.) до Абд аль-Кадира Алжирского (XIX в.). В 20-е годы XX в. рядовые североафриканцы и большая часть их верхов руководствовались именно этой моделью политического поведения. Поэтому в межвоенный период наблюдалось еще немало попыток антиевропейских вооруженных восстаний и мятежей (например, революции 1919 и 1921 гг. в Египте или создание Рифской республики в Марокко в 1921-1926 гг.). Вторая же стратегия — прийти к компромиссу с колонизаторами — требовала, чтобы в той или иной стране Северной Африки присутствовали более или менее организованные арабо–мусульманские политические силы.