Мир вашему дому!

— Молчи, — улыбнулся ему Игорь и оттолкнул бросившегося Женьку. Потом так же с улыбкой добавил; — Тихо. Так надо. Выхода нет.

— Да мы лучше все погибнем! — крикнул Женька. — Слышишь, не смей! Они тебя замучают! Ты же…

— Замолчи, пожалуйста, — попросил Игорь и, вновь перейдя на вабискианский, крикнул: — Ну так что?!

Мальчишки из «3емлепроходцев» встревожено и настойчиво спрашивали, в чем дело. Женька, сбиваясь, начал объяснять. Борька, напрягшись, как перед прыжком, неотрывно смотрел в спокойное, чуть-чуть насмешливое лицо Игоря.

Казалось, вабиска был ошарашен сказанным, потому что молчал с минуту, не меньше, не опуская свой рупор и не сводя глаз с Игоря.

— Ты рехнулся, — убежденно сказал Женька. — Не вздумай!

— Отстань, а? — улыбнулся Игорь, не оборачиваясь. Он, кажется, хотел еще что — то добавить, но иррузаец заорал:

— Не выйдет! Вы умрете все! Все, и нечего корчить из себя героя!

— Что он сейчас сказал? — тихо спросил Ян у Борьки. Тот коротко ответил:

— Что все умрут.

— Все? — Ян секунду подумал и сказал: — Вот с него и начнем.

Быстрым движением вскинув плазмомет, он выстрелил, практически не целясь.

Голова офицера вместе с поднесенным ко рту рупором исчезла в яркой вспышке.

* * *

— Ты в самом деле был готов это сделать?

Игорь пододвинул к огню плоский камень с полосками вяленого мяса и только после этого ответил на вопрос Яна, сидящего напротив в обнимку со своим плазмометом.

— Я дворянин. И я жестоко ошибся. За это надо платить. —Но ты столько сделал, нам рассказывали" — Ян вздохнул и подбросил в костер сушняка. — А тут — мелкая ошибка…

— Мелкая ошибка? — Игорь искренне засмеялся. — Восемнадцать человек, их жизни — это мелкая ошибка?!

— Ну… это наши жизни, — пожал плечами Ян. — Мы сами ими распорядились.

— И я хотел распорядиться своей, — ответил Игорь.

— Мы бы тебе все равно не дали, — убежденно сказал Ян. И спросил: — Скажи… неужели тебе не было страшно?

— Было, — коротко ответил Игорь. И добавил: — Ложись спать, Ян.

— Ага, — ответил тот, укладываясь прямо у огня. Через минуту он уже и правда спал, а Игорь, прикрыв глаза рукой от пламени, смотрел на десятки костров, горящих вокруг холма россыпью бессонных недобрых глаз.

Он опустил руку и достал из внутреннего кармана куртки блокнот с карандашом. Положил блокнот на колено и задумался. По том взял карандаш и начал быстро писать на сторкадском. Если эта запись попадет в руки вабиска, они не посмеются над нею — едва ли кто-то у них знает язык одного из злейших врагов Земли. А если все-таки какими-то путями блокнот вернется к своим, то чужой язык привлечет внимание…

"Свет, если ты получишь это письмо, значит, меня нет в живых. Глупо и нескладно получилось все у нас с тобой… но, если ты держишь этот листок в руках, значит, я не ошибался, я все-таки тебе нужен.

Жаль, что поздно. А при жизни мы так глупо попрощались, глупо, глупо, глупо…

Хочу сказать, что я не жалею о своем решении. Я не мог иначе, и ты знаешь это, потому что знаешь меня.

Я не о том пишу. Я хочу написать, как я люблю тебя, как верю, что и ты — тоже… но я не знаю, что написать. Я не взял с собой снимок — всякое может случиться, не хочу, чтобы его трогали ИХ пальцы, рассматривали ИХ глаза — но я помню твое лицо так, что никакой снимок не нужен; оно у меня перед глазами, я касаюсь его ладонью, я касаюсь его губами; слышишь — это я шепчу: Свет, Свет, мой Свет, девочка моя… Ты знаешь, что я не верю в древние рай и ад. Но, если там все-таки что-то есть — я подожду тебя. Я буду ждать, сколько понадобится, ты не спеши. В конце концов, даже тысяча лет в аду — не срок, если знать, что потом увидишь тебя. Это ужасно — ждать без надежды на встречу.

Поэтому знай — я надеялся до последнего. Да же сейчас, мертвый — я надеюсь, потому что смерть — слишком ничтожная штука, чтобы убить мою любовь к тебе.

И знай — проживи я тысячу лет, мне все равно никто не был бы нужен, кроме тебя, родная моя. Я бы ни с кем не связал свою судьбу, кроме тебя, кроме тебя, Свет, радость моя, жизнь моя, свет мой…

Я тебя люблю.

Я тебя целую.

Я тебя помню.

Всегда, всегда, всегда.

Прости.

Твой навечно — Игорь."

Он закрыл блокнот и тщательно убрал под разгрузку, в карман, подшитый к внутренней стороне.

Вот и все, что он мог сделать.

12.

Пить очень хотелось. Что самое мерзкое — даже во сне, хотя этого и не могло быть. Игорь подозревал, что это шуточки яшгайанов.

Но уж если ему было так тяжело, то каково остальным?! Вот и сейчас, проснувшись, он с жалостью смотрел на лица спящих мальчишек. У всех были запекшиеся губы и черные тени под глазами, грязные разводы на щеках от пота и пыли. Руки — в пятнах, в царапинах — во сне сжимали оружие.

Жаль было будить Женьку Рубана. Игорь осторожно подобрался к нему и отключил будильник в комбрасе — Женька не проснулся, даже не пошевелился, только облизнул губы. Игорь выпрямился и бесшумным шагом отправился проверять посты…