Мир вашему дому

Кадыр Баянович решил разгрузить завтрашний день и зашел в универмаг. Ему повезло. Сыну он купил новую катушку для спиннинга и большую готовальню со множеством чертежных приборов дочери. Жена же будет рада московской карамели, которую привез сослуживец из командировки.

Он добрался домой довольно поздно. Дверь в его комнату была приоткрыта.

* * *

На кровати сидел сын и грыз московские конфеты.

— Камиль? — поразился Кадыр Баянович. — Ты с мамой?

Сын дожевал карамельку, встал и по-взрослому протянул тонкую руку.

Кадыр Баянович, улыбаясь, осторожно сжал горячие пальцы сына.

— Я один приехал, — ответил тот и попросил жалобно: — Папа, дай чего-нибудь поесть.

— Сейчас-сейчас, — заторопился Кадыр Баянович, скидывая пальто и шапку.

Он вытащил из-под кровати электроплитку, вставил новую спираль, купленную в универмаге, пошел было на кухню, но с порога вернулся и поставил плитку на подоконник.

Сын смотрел, как отец мелко режет колбасу, кидает на раскаленную сковороду, вынимает из холодильника крупные белые яйца, бьет их тупыми концами о металлический край плитки и щедро заливает шипящие ломтики колбасы. Он смотрел и глотал слюну. Глаза его, не мигая, следили за руками отца.

Отец усмехнулся, положил колбасу на кусок хлеба и дал сыну.

— Перекуси пока.

Он с удовольствием наблюдал, как сын жадно поедает бутерброд. Тонкая, цыплячья шея сына смешила Кадыра Баяновича.

— Какой-то весь ты замызганный, — улыбнулся он, оглядывая помятый ученический костюм сына. — Будто тебя через стиральную машину пропустили.

Сын глазами попросил обождать с расспросами.

Кадыр Баянович поставил стреляющую брызгами жира сковородку на стол, крупно нарезал хлеб и полез в тумбочку за вилками.

Они молча ели. Камиль старался не вылезать за свою половину, но это давалось ему с трудом. Кадыр Баянович незаметно подвигал сыну колбасные ломтики, яичницу.

— И чай будет? — повеселев, спросил Камиль.

Кадыр Баянович вышел на общую кухню и вскоре вернулся с кипящим чайником.

Наевшись и напившись, Камиль сел на кровать и, полузакрыв глаза, откинулся к стене. Кадыр Баянович пересел со своим стулом напротив него и стал терпеливо ждать.

— Папа, я приехал к тебе поездом, — сообщил Камиль. — Всю ночь я проспал на третьей полке. Проводница меня не видела. Только утром, когда я вышел в тамбур, тетка удивилась: вроде, говорит, не было в моем вагоне этого мальца.

Камиль засмеялся.

— Погоди, сынок, — попросил Кадыр Баянович. — Ты ехал без билета?

— Конечно! — от восторга глаза Камиля широко раскрылись. — У меня, папа, ни копейки денег. Позавчера мама дала мне сорок копеек, я угостил Лялю мороженым. Себе тоже взял.

— Кто такая Ляля? — осторожно спросил Кадыр Баянович и сделал движение, чтобы сунуть руку в карман за папиросами. Но карман был пуст — год назад он собрал всю свою волю и бросил курить, чтобы не давать сыну дурной пример на будущее.

— Она учится со мной в одном классе, — сын как-то сразу угас, и его маленькое, вытянутое лицо сделалось по-взрослому озабоченным.

Он подождал, но отец молчал, внимательно изучая какие-то неуловимые перемены в лице сына.

— Ну вот… — сказал сын и сильно потер лоб.

И этой черты не замечал за ним раньше Кадыр Баянович.

— Можно с тобой, папа, откровенно, по-мужски поговорить? — неожиданно спросил сын и строго поджал бледные, тонкие губы.

— Давай, сынуля, поговорим, — холодея про себя, согласился Кадыр Баянович. — Я тебя слушаю.

— Все случилось позавчера, — начал Камиль и с сомнением поглядел на отца. — А, ладно, — решительно махнул он рукой, — раз уж договорились — по-мужски, значит, будем по-мужски… Я написал письмо Ляле, что люблю ее и обязательно поженюсь, как только мы вырастем. Я давно собирался написать ей это письмо, но никак у меня красиво не получалось. И вот я увидел передачу по телевизору, там показывали, как наш командир разведчиков с радисткой погибают в тылу у немцев. Оба они, папа, хитрили, старались незаметно друг друга спасти. Когда мама и Римма уснули, я встал, включил настольную лампу и до двух ночи писал письмо. Никогда я так хорошо, папа, не писал. Будто кто-то подсказывал мне на ухо. Позавчера утром я отдал письмо Ляле. Она прочла, раскраснелась и положила его в книжку. А наша классная руководительница, Рамзия Гареевна, заметила письмо, отобрала и после уроков, на классном часе, при всех громко прочитала.

— Ляля тоже была?

— Была, — Камиль опустил голову. — А потом Рамзия Гареевна стала стыдить нас: как, мол, не совестно вам, пятиклассникам, заниматься такими делами. Молоко на губах не обсохло, кричит она, а у вас в голове сусальные проблемы.

«Сексуальные», — поправил про себя Кадыр Баянович и спросил вслух:

— Ты давно дружишь с Лялей?

— С осени, — сказал сын. — Мы с ней даже в кино как-то ходили.

— Потом что, сынок?

— Потом… — Камиль снова опустил голову. — Потом Ляля громко заплакала. Она-то, папа, при чем? Письмо ведь я писал. Когда Рамзия Гареевна подошла к Ляле и сказала, чтоб она не притворялась и перестала рыдать, то я вскочил из-за парты, подбежал к ней и вырвал письмо. Еще я закричал: «Вы дура!» С порога опять закричал: «Старая дура вы!» и…