Мир вашему дому

— Были, — ответил Даутов. — Я думаю, что были. Но у нас не было своего Гоголя.

— Выходит, некому было записать в книгу? — посочувствовал Трофимов.

— Некому, — помолчав, ответил Даутов. — Но народ, как мог, передавал вести о хороших людях от старых к молодым. Песни и были о них дошли до нас.

К концу лета они нагнули кривых вставок на всю трассу. Трофимов отсылал деньги семье, ходил понурый, неразговорчивый, но трезвый. К Даутову он больше не приставал с расспросами.

Осенью Даутов уехал на Печору, туда, где разворачивалось строительство огромного газопровода «Сияние Севера». Он работал много и старательно, и через десяток лет ему доверили руководить монтажным управлением. Вспоминал он свои первые шаги мастером на Тамбовщине все реже. Однажды на крупном совещании, проводимом заместителем министра, ему устроили разнос. Даутов, не спавший толком последние два месяца, хотел возмутиться черной неблагодарностью человека, упрекавшего его в бездеятельности, он было уже приподнялся, но остановила всегдашняя сдержанность. Даутов сел, с каменным лицом выслушал еще несколько хлестких замечаний в свой адрес и, неожиданно для всех, повалился на пол. Прямо с совещания его увезли в больницу. Отлежавшись с месяц, Даутов поехал в южный санаторий, где встретился с Бурцевым.

— Шавали? — закричал от радости Илья Павлович. — Столько лет колесим по трассам, а встретиться ни разу не пришлось. Поздравляю с орденом, читал Указ. Сердце, говоришь, подвело? Не горюй, брат. Лично я перенес два инфаркта. Раз на Тамбовщине, через год после твоего отъезда, второй раз, когда работал уже главным инженером треста. Я так, Шавали, думаю, пора нам, руководителям, запасное сердце выдавать. Хоть до пенсии будем доживать…

Они сидели на берегу моря и, растроганные встречей, смотрели в ласковую синь воды.

— Как ты на Печору уехал, у нас беда приключилась, — вспомнил Бурцев и кинул в море камешек. — Наши ребята пошли вечером на станцию. Кого-то провожали в отпуск. Трофимов с ними увязался. Последнее время боялся он оставаться один. До поезда оставалось немного времени, и они вышли на перрон. Тут как раз подходил грузовой состав. Вдруг на пути выскочил мальчонка, прямо перед электровозом. Мамаша дергается к сыну, а сил ступить нет. Состав-то совсем рядом, да еще гудит не переставая. Сам я смерть Трофимова не видел, но рассказывали ребята, что кинулся он на рельсы перед самым электровозом. Мамаша не решилась, а он сообразил. Мальчонку Трофимов успел с пути выкинуть, а сам под колесами остался.

— Дела… Трезвый он был?

— Трезвый. Он еще при тебе завязал с этим делом.

— Семья его узнала про смерть?

— Сообщили телеграммой, но никто — ни жена, ни сыновья не приехали. Видно, он в свое время крепко обидел их. Эта самая семья, которым он мальчонку спас, и схоронила его. За могилкой, говорят, до сих пор ухаживают.

Даутов глядел в море и вспоминал полузабытого Трофимова.

— Интересно получается, — вслух удивился Бурцев. — Своих детей побросал, а чужого спас. А?

— Вы бы бросились за мальчонкой? — Даутов повернулся к своему бывшему начальнику и напряженно ожидал ответа.

— Нет, — твердо ответил Илья Павлович. — Неужели я своих детей покину, чтоб кому-то было хорошо? Потом, жизнь у меня одна. А ты смог бы?

— У меня тоже есть дети, — Даутов спрятал глаза. — Мне их жалко. И у меня жизнь одна-единственная. Но почему смог Трофимов?

ГОРЯЧИЙ СЕЗОН

— Ну и дошел ты здесь, на своих курсах, — искренне удивился механик Игорь Шерстобитов, атлетически сложенный парень. Он стоял возле машины и внимательно разглядывал осунувшееся лицо старого товарища. — Науками замучили? — сочувственно спросил Игорь и похлопал пятерней по худой шее Искандера. — Или… по танцам бегал?

— Читал много, — признался Искандер. — При курсах хорошая библиотека работает. А высплюсь дома, в городке.

— Так-так, — сказал Игорь и окинул быстрым веселым взглядом проходившую мимо симпатичную девушку. Та оглянулась. Игорь засмеялся и сел на подножку машины. — Вот что, Искандер… Я приехал с заданием Зуфара Набиевича: во что бы то ни стало увезти тебя домой. Даже выкрасть.

— Но мне еще целую неделю учиться, — возразил Искандер.

— Этот вопрос Зуфар Набиевич утрясет через трест. Понял? А теперь дуй за чемоданом.

Искандер пожал плечами и ушел в общежитие. Вскоре он вернулся с чемоданом и связкой книг под мышкой. Игорь осторожно вел машину по городским улицам.

— Отвык я от этой толчеи, — пожаловался он, не сводя глаз с дороги. — Как бы в аварию не угодить.

Проехав контрольно-пропускной пункт, Игорь повеселел.

— Зуфар Набиевич тоже, вроде тебя, худой стал, — Игорь поднял глаза на зеркальце и встретился взглядом с Искандером. — Хочет скорее из степи уйти — осенью затопит ее, на телеге не проедешь, не то что на трубовозе. Про тебя спокойно вспомнить не может. Как это, говорит, я, старый дурень, отпустил парня на курсы в такое горячее время. Ребята сварили десять километров труб, и сейчас весь участок нефтепровода валяется на бровке. Траншея осыпается, землеройщики грозят большим штрафом. А как мы трубы опустим, если стыки не просвечены?