Мир вашему дурдому!

– Само провидение тебя привело ко мне, – продолжил старик, словно перенимая эстафету рассказчика от Григория Георгиевича. – Я дважды был женат, но лишь в одном браке у меня родился сын Виталий. А я в жизни очень много сделал такого, за что мне должно быть стыдно. Я гулял, изменял всем своим женщинам, и женам в том числе. Да, сейчас, когда я уже одной ногой сами понимаете где, я стал говорить только правду. Я пил, кутил. Возможно, из-за пьянства у меня и сын родился больной. Всё может быть. А дальше – позор на мою голову. Я бросил жену с больным сыном и улетел порхать по жизни дальше. Я им и не помогал даже. – Старик снова закашлялся и задумался, старческие глаза его наполнились слезами.

Музе и Григорию Георгиевичу сказать было нечего. С одной стороны, вроде надо было подбодрить его, а с другой – он рассказывал очень нелицеприятную историю, и слов ободрения не нашлось.

– И вот сейчас моему сыну тридцать три года. Он – инвалид, всю жизнь в инвалидной коляске. Я не общался с ним, только когда мне был поставлен смертельный диагноз, навел о нем справки. Мой сын Виталий Федорович вырос хорошим человеком. Бывшей жене пришлось в жизни очень несладко. Она была актрисой и работала в ТЮЗе, маленьком провинциальном театре. Я с ней и познакомился на каком-то банкете, куда наша организация пригласила артистов для выступления. Красивая женщина была! Эх, какой же я идиот! Почему нельзя вернуть жизнь назад? – почесал затылок Федор. – А когда она осталась одна с неходячим ребенком, ей пришлось уйти из театра и полностью посвятить себя сыну. Его надо было в буквальном смысле слова носить на руках, кормить, мыть, одевать. Жили они на небольшую пенсию по инвалидности и на ее зарплату уборщицы. Когда Виталик засыпал, жена шла в свой театр неподалеку от дома и мыла там сцену и убиралась в гримерках. Ей было стыдно перед коллегами и очень важно, чтобы ее никто не увидел. Лицо ее постепенно покрывалось морщинами, кожу на руках разъела химия, аромат французских духов сменился запахом мокрых тряпок и хлорки, а в красивых глазах навсегда поселилась печаль, – сказал Федор и все-таки расплакался.

Муза с Григорием Георгиевичем переглянулись. Слов у них не было. После непродолжительной паузы старик продолжил:

– Я не знаю, что бы я смог сделать для них? Возможно, были бы деньги, Виталия можно было бы прооперировать и поставить на ноги. А я сбежал, и жизнь в сыне поддерживала моя Маша. Моя дорогая Маша… Очень достойная женщина, настоящий человек… Мать с большой буквы. Можно ли сейчас что-то изменить? Уже слишком поздно. В физическом плане я уже ничего не изменю, а вот в психологическом у меня еще есть шанс. Сын уже взрослый и, надеюсь, умный. Виталик окончил школу, обучаясь на дому. Заочно поступил в институт на физико-математический факультет и окончил его… Парень-то умный. Сейчас работает на дому. Он работает, понимаете? Мой сын стал человеком без моей помощи! Я и горжусь им, и себя ненавижу одновременно. Я знаю, что он много, с большим упорством работал над собой, над своим телом и руками. На ноги Виталик встать не смог, но руки разработал, вывел из скрюченного состояния. У него ДЦП, диагноз-то с детства. Вот он руками всё и делает, качается, готовит, работает на компьютере, водит машину. Он все может и больше всего хотел научиться играть на пианино. Понимаете?

– Откуда такие сведения? – не выдержала Муза.

– Дочка, мне говорить тяжело. Точно знаю, что он хотел. Но у Маши денег не было на такие изыски, она только-только концы с концами сводила, да если что и оставалось, так на лекарства обезболивающие сыну. Она даже на массажистку выучилась сама, чтобы ему по несколько раз массаж делать, мышцы-то у него скручивались просто в веретено, боли он терпел сильные. Господи, как же я виноват! Кто бы только знал! – взялся за голову дядя Федор.

– А зачем вы нам всё это рассказываете? – спросил Григорий Георгиевич. – Мы вам не судьи… А то, что вы сейчас что-то понимаете, так бог судья.

– Да скорее не тебе, милок, а вот девушке твоей. Я вины своей уже ничем искупить не могу, кроме одного. – Федор посмотрел на Музу так, словно она была по меньшей мере проводником бога от его заговорившей совести к прошлым грехам. – Я ведь богатый, у меня и деньги, и кое-какая недвижимость есть. Я все это сыну хочу отдать, но так, чтобы он взял, а это очень тонкая материя. Потому что он меня не простит и не примет. А вот после смерти уже легче. С мертвых спросу меньше, это как там говорится? Или хорошо, или ничего. Это как прощение, покаяние, только выраженное в денежном эквиваленте. И плюс ко всему вы женщина умная и интеллигентная, вы сможете его подготовить и всё правильно объяснить.

– Я? – оторопела Муза. – Вы шутите? Почему я? Вы меня видите первый раз и не знаете совсем!

– Нет, конечно! Именно вы! Красивая и честная женщина с волшебным именем Муза! Вы станете проводницей между моим грехом, раскаянием и моим сыном. К тому же сможете осуществить его мечту – научить игре на пианино! Он еще не старый, и мечты должны сбываться…