Пройдя несколько шагов, я понял, что имел в виду американец, когда говорил, что ребят нет. Все они не двигались. Нет, они не были мертвы! Что я, мертвых не видел? Они просто не двигались, словно невидимый киномеханник остановил пленку в аппарате. Дрожали ветви деревьев, летели тучи, падала с неба вода, пузырились лужи под ногами, а Цуцык, Искорка и Андрей пребывали в тех позах, в которых я их оставил. И ни от кого из них действительно ничем не пахло. Я тронул Цуцыка за плечо, но он никак не отреагировал.
— Что вы с ними сделали? — крикнул я американцу.
— Ничего. Успокойтесь, пожалуйста. Просто это не люди, а элементы очень сложного тренажера. Неужели вы не чувствуете странность этого сна?
— Чувствую.
Тогда идите сюда. А эти… изображения мы сейчас выключим.
Он что-то крикнул по-английски, я услышал шипение рации в машине, и мои друзья вдруг начали терять плоть, истончаться, превращаться в призраков, а затем исчезли без всякого следа. Больше всего меня озадачило, что в грязи не осталось никаких следов.
— Так вы идете? — крикнул Хеберсон.
— Да!
Оскальзываясь, я выбрался из кювета и поспешил к урчащему «Хаммеру». У меня появилась надежда, что мне объяснят суть и значение происходящего. Это казалось очень важным.
— Прошу! — Лейтенант пропустил меня в кабину первым, затем сел вперед и захлопнул дверцу.
Кроме нас и водителя-сержанта, внутри никого больше не было. Уже устроившись на сиденье, я понял, что смотрюсь с пистолетом в руке по меньшей мере нелепо. Сунул его в кобуру. Жаль было оставлять винтовку, но это сработал скорее рефлекс, чем рассудок. Рассудком я понимал, что раз уж люди были элементами тренажера, то оружие и подавно. Теперь же, скорее всего, меня везли к начальнику этого тренажера. Забавно было бы на него посмотреть.
«Хаммер» развернулся на ухабах, взревел мотором и бодро разогнался, кидая колесами фонтаны грязи. Мне пришлось ухватиться за спинку переднего сиденья, чтобы не удариться подбородком. Упоминание тренажера объясняло многие странности моих снов. Например, ту, что на дороге я ни разу не попадал в одно место дважды. Наверное, у них там нечто вроде картриджей для детских компьютерных игр — поменял его, и меняется сюжет сна. Только почему картриджи такие однообразные? Все время дорога, все время дождь. Хоть бы ради приличия солнце рисовали время от времени. К тому же оставалось неясным, как хозяевам тренажера удалось вклиниться мне в голову с этими картриджами. Это же голова, а не телевизор! Забавно, какими логичными во сне кажутся самые неимоверные чудеса. Вот я еду как ни в чем не бывало, пытаюсь анализировать бред, генерируемый моим же собственным мозгом. И при этом прекрасно понимаю, что сплю. Утром проснусь, запишу все в тетрадку… Зачем, интересно?
Я вздрогнул, осознав, что мысль о мире бодрствования впервые возникла у меня во сне. В реальности я часто вспоминал эти сны, но вот чтобы во сне реальность — никогда раньше. Однако сегодняшний сон с самого начала пошел не так, как остальные, похожие на него. Это же надо было такое выдумать! Бред высшего порядка — я думаю, что веду во сне боевые действия, а на самом деле некто обманывает мои органы чувств при помощи сложного тренажера, чтобы создать иллюзию боевых действий. Иллюзия во сне — это от души. Хотелось бы круче, как говорят, да некуда.
К моему удивлению, лес вскоре начал редеть. Никогда я не видел в этих местах, чтобы деревья становились реже или гуще. Обычно местность вокруг вообще не менялась. Менялась техника, менялись люди, иногда появлялись укрепленные холмы и здания у дороги, но местность и погода — никогда. А тут на тебе. Как по заказу. А скорее всего и не «как», а именно по заказу. Это ведь сон, не стоило забывать об этом и относиться к происходящему слишком серьезно. Что бы здесь ни произошло, оно никак не может повлиять на мою обычную жизнь. Что бы тут ни случилось, даже смерть не является исключением, все останется в прошлом с наступлением утра. В моем личном прошлом, как ни странно оперировать такими понятиями в отношении собственной смерти. Каждый человек, наверное, умирал во сне хоть однажды. Некоторые не однажды. А я что-то зачастил, хотя это и не сказывается на здоровье.
Еще меня позабавило, что о хозяевах тренажера я думаю как о посторонних людях, хотя именно мой мозг создал их из небытия вместе с лесом и тучами. От мысли, что кто-то мог залезть ко мне в голову и сгенерировать этот мир, как картинку на экране, я отказался. Не то чтобы я не мог допустить такого, — если подумал, значит, уже допустил, — но подобное допущение сделало бы меня жертвой, а столь неловкую позицию занимать не хотелось.