Мир вечного полдня

А в деревне в самом деле выглядело все куда как серьезно. Почти всех жителей Квелищева, сколько ни на есть, согнали в центр. Тут уже лежали трупы пурпурных, их было шесть. Скорее всего разводящего тоже нашли, решил Ростик. Потом вперед выдвинулся еще один пурпурный, который, вдобавок ко всему, ходил с легким хлыстиком. Он обошел трупы друзей, потом прошелся вдоль ряда мирных граждан. И вдруг стал, прямо как в картинах о военной поре, показывать своим хлыстиком на кого-то.

Солдаты, которые очень боялись, что с ними тоже что-нибудь сделают, ретиво бросились исполнять приказы. Их толчки и удары прикладами ясно говорили — они хотят спасти свои шкуры показным рвением. Наверное, пурпурного это устраивало.

— Что они делают? — хрипло спросил кузнец.

Ростик даже не ответил. Он на мгновение отвел глаза и увидел, что почти весь его отряд, даже Чернобров, которому полагалось бы чинить мотор, стоит, вытянув шеи, следит за происходящим в деревне.

Тем временем выбранных вытолкали к трупам, построили в подобие неправильной, неумелой шеренги, и Ростик быстро их подсчитал. У него получилось почти пятьдесят человек. Много, почти по десятку за каждого пурпурного.

А потом построились солдатики. Все стало окончательно понятно. Пурпурный поднял свой хлыстик и резко опустил его. Из толстых ружей ударили серые молнии. Люди, стоящие над телами пурпурных, вспыхивали, как свечи, некоторые отлетали назад от слишком сильного удара, кто-то бросился бежать, кто-то опустился на колени…

Не помогло, конечно, ничего. Слишком велика была огневая мощь десятка ружей пурпурных, слишком меткими и жестокими оказались стрелки.

Закончив расправу, пурпурный легкими покачиваниями хлыстика стал опять вызывать кого-то из толпы.

— Что, опять? — не понял кузнец.

Ростик ждал. На этот раз пурпурный вызвал крепких, здоровых мужичков. Они послушно потопали вперед, стали складывать убитых на тела пурпурных. Куча получилась, как в кадрах кинохроники о немецких концлагерях. Конечно, немецких, подумал Ростик, ведь о русских лагерях никто такой вот хроники не снимал. Да и слишком много было русских лагерей, наверное…

Потом они облили кучу тел бензином, принесенным из склада, и подожгли. Пока эти чудовищные похороны не закончились, никого из стоящих на площади не отпустили. Несколько человек упали, то ли от жары и безжалостного солнца, то ли от горя. Их поднимали и заставляли смотреть…

Ростик больше не мог. Он спустился на землю, подошел к уныло копающемуся с какой-то железкой Черноброву.

— Все, кончай, пересаживайся на другую машину, поехали.

— Так ведь немного осталось, через четверть часа тронемся, — вяло отозвался шофер.

— Чернобров, не нужен нам больше этот бензин.

— Как так не нужен?

— Я думаю, — искренне ответил Ростик, — никто ни в какой Чужой город не поедет.

— Как же так? Что же будем делать? — спросила хохлушка.

Ростик оглянулся, оказалось, они все стояли тут, слушали его. Лица у большинства были серыми, как небеленый лен, цыганка пустила слезу, словно ребенок.

— Будем нападать.

— Что, вот так как есть, полувзводом пойдем на них в лоб? — спросил, недоумевая, кузнец.

— Мы Квелищево не смогли отбить, а тут — целый город…

— Нет, — жестко отозвался Ростик. — Мы сделали ошибку, нам следовало не оружие вывозить, а народ выводить. Больше мы так не ошибемся.

— Партизанщина? — полуутвердительно поинтересовался Чернобров.

— Именно, — ответил кузнец. Он повеселел, для него даже такой вот отчаянный, ненадежный план был лучше, чем никакого плана.

— И все-таки, если мы будем их атаковать, а они за каждого пурпурного будут убивать по десятку наших… — спросила, хлюпая носом, цыганка, — какая же тут партизанщина. Это все равно что в своих стрелять.

Ростик шагнул к ней так резко, что она отпрянула.

— Именно поэтому и нужно нападать. Чтобы спасти хоть кого-нибудь, чтобы вывести хоть часть жителей. — Он мотнул головой в строну Квелищева. — Ты думаешь, там, под угрозой расстрела, — жизнь? Ты думаешь, они, чувствуя на себе ошейники рабов, — живут?

Он попробовал успокоиться, провел рукой по лицу. И тогда цыганка шагнула вперед, положила ему руку на плечо, что совсем не вязалось с его вспышкой.

— Да, я все понимаю, командир. Ты не казни себя, не ты виноват, никто не знал, с какими… С кем нам пришлось столкнуться. — Она подождала, пока Ростик посмотрит в ее черные, как смоль, глаза. — Все было правильно, и все будет правильно. Будем нападать — и спасать, кого еще можно спасти.

Машину с бензином закатили подальше в кусты, закидали ветками, а на остальных двинули к обсерватории. И хотя ехали со скоростью всего-то километров двадцать, пылевой шлейф, остающийся сзади, беспокоил Ростика все время. Он успокоился только после того, как машины закатили в один из сараев, поцелее остальных, и разгрузили оружие.

Теперь стволов было куда как достаточно. Почти два десятка автоматов и несколько карабинов. Себе Ростик оставил карабин, он решил, что отныне его целью станут пурпурные и так будет всегда, пока он будет видеть их перед собой или пока они не завалят его. Но об этом он не думал, именно так — не думал.