Читаем Мир велик, и спасение поджидает за каждым углом полностью

Ну как я мог ему объяснить, что в клинике удобно. А здоровым я себя до сих пор не чувствовал. Каждое утро мне приходилось рассказывать врачам про новые боли. Вот они и держали меня здесь для наблюдения, да и что им еще оставалось делать? Неадекватный процесс реабилитации.

— Ладно, теперь я дам тебе поспать, мой мальчик. Завтра я снова приду, и мы продолжим наш разговор.

Я вздохнул. Этого мне только не хватало.

У дверей он еще раз обернулся ко мне:

— Ты хоть верующий? В церковь ходишь?

— Нет, вообще не хожу. С чего это вы вдруг?

Он оглядел меня, словно что-то во мне активно ему не понравилось, и пожелал спокойной ночи.

Что мне делать с мальчиком? Скверное состояние, промежуточное. Грустно, грустно. Этого я не ожидал, этого я не мог предвидеть. Какие-то неизвестные мне демоны, новые правила игры, мрачное положение. И мальчик оцепенел. Совершенно оцепенел. Голос его пропитан жалостью к самому себе. Со своей лысиной и лишенными блеска глазами он лежит так, словно приготовился к последнему помазанию. И что того хуже: он способен еще десятилетиями жить именно так. Да, работка предстоит нелегкая. Не могу я его в таком виде отвезти к Златке. Надо что-то придумать, надо что-то придумать.

Само собой, он заявился ко мне и на следующий день. И принес с собой что-то вроде рюкзака. Попробовал меня расспросить. Сперва про родителей. А я сказал ему, что уж об этом-то говорить не желаю, особенно с посторонними. Про наше бегство. А откуда мне знать про бегство, я ведь тогда был ребенком, и меня это не слишком интересовало. Про годы юношества. Я сказал ему, что здесь в общем-то и рассказывать нечего. Про учебу в университете. Скукотища. Он хотел знать обо всем. И еще: вспоминаю ли я свою бабу Златку? Почти нет, солгал я. Постепенно мной овладело пугающее чувство, что этот человек от меня так и не отвяжется. Я даже не мог вышвырнуть его из палаты. Конечно, он был довольно старый, но выглядел весьма сильным. Во всяком случае, более сильным, чем я. А в моем расхлябанном состоянии я бы и со столетним не справился.

— Мне больше не хочется разговаривать, — в какой-то момент сказал ему я.

— Тогда сыграем.

И прежде чем я успел знаками выразить свое нежелание, он вынул из своего мешка деревянный ларец и раскрыл его у меня в ногах. Это оказалась игральная доска.

— Игру ты наверняка знаешь. Не сомневаюсь, что отец тебя научил.

И тут я допустил роковую ошибку: я признал его правоту. В последующие дни я не раз и не два проклинал свою глупость. Он выложил кости. Началось хреново. Даже больной человек — и тот хочет выиграть. Он уже выручил две свои кости и воздвиг небольшую стену, а я все еще телепался. Я выбросил два раза подряд два и одно. Потом придурочный дубль, с моей стороны оказались две «колбасы», в каждой — по шесть костей. Я отбросил кости в сторону.

— Ничего это не даст. Мне не везет. Не хочу я играть.

— Мальчик, да мы же только начали, — сказал он и выбросил четверной дубль.

— Это не доставляет никакой радости, я выбрасываю всякую дрянь, а ты — именно то, что тебе надо.

— Тогда измени тактику. Используй мое везение. Не надо так уж сразу сдаваться.

Я опрокинул доску и включил маленький телевизор, который висел в углу. Бай Дан не пришел от этого в восторг. Он явно не обожал телевидение. Вскоре начались новости, занявшие пятнадцать минут, после новостей — фильм с красивой американской певицей. Очень неплохое начало. Бай Дан смотрел на меня неодобрительно. И когда он так на меня смотрел, я сразу забывал о том, что хотел перечить ему и лгать.

— А что, если ты выключишь ту штуку? — спросил он.

— Ладно, о'кей, выключу.

— И это называется новости? Я тебе объясню, что такое новости. Нынче люди открыли глаза — ежедневник-календарь-список покупок и прочли там: «Пора тебе снова начать борьбу, стряхнуть пыль с идеалов, забрать из чистки силу духа. Как ты можешь сдаваться, когда еще ничего не решено? С чего это ты вдруг во всем разочаровался? Не спорю, позади у тебя скверное столетие, а ближе к концу человек неизбежно устает, и, если он при этом выходит из игры, сезон завершается гадко. Не спорю, зимняя спячка тоже нужна, но разве ты не видишь, что уже заявляет о своем приходе новое? Да, да, в конце сезона человек устает, конец всегда живет по законам собственной логики, и при этом забывается самое естественное, что нет на свете ничего более постоянного, чем перемены».

Вот это, мой мальчик, и были настоящие новости.

Перейти на страницу:

Похожие книги