Чтобы понимать, должно присутствовать самосознавание, поскольку в результате самосознавания приходит самопознание. Не может быть самопознания без медитации, а медитация невозможна без самопознания. Самопознание приходит благодаря бдительной наблюдательности в отношении всех наших мыслей и чувств. Такая осознанность ослабляется, если присутствует отождествление. Сознавая, что мы действительно отождествляемся, препятствуя, таким образом, пониманию, мы должны признать необходимость мягкой и устойчивой непривязанности, кладущей конец суждениям. Мы должны увидеть конфликт наших мыслей и чувств, их противоречивость, их желания, скрытые стремления. Если мы попытаемся заниматься этим искренне и бдительно целый день, мы обнаружим, что на протяжении дня нам будет необходимо – естественно, без специального принуждения – время для интенсивного самосознавания, самонаблюдения. Из этого самопознания возникает правильное мышление.
Медитация направлена на освобождение мысли и чувства, что позволяет делать открытия, и то, что открывается, будучи истиной, является освобождающим и творческим. Когда прекращаются попытки стать кем-либо, желание во многих его формах, тогда уходит двойственность – «я» и «не я», молящийся и объект его молитвы. И тогда мы переживаем истинное бытие. Наше счастье заключено именно в этом открытии, а не в иллюзиях желания, каким бы оно ни было благородным.
35
Этот плач по живому или мертвому?
М.Н. пришла, находясь в сильном душевном волнении, однако вскоре успокоилась и сказала, что сожалеет о том, что была в таком состоянии, оно было следствием того, что на войне убили ее сына. Она сказала, что, к счастью, верит в перерождение, что посетила несколько спиритических сеансов, где ее сын проявил себя в виде послания, и что, помимо этого, она «грешила» автоматическим письмом. Однако, по ее словам, она все еще в отчаянии, неужели нет никакого выхода из этого беспросветного горя? Существует ли бессмертие?
Это невероятно трудный вопрос, требующий внимательного и здравого изучения, не веры или неверия, а выяснения, поэтому давайте раскроем его реальность.
Возможно, это прозвучит кощунственно, но о ком она сокрушается – о сыне или о себе? О ком она плачет – о живой или о мертвом? Если о мертвом, то в этом случае мы должны исследовать, кем является умерший, как он появился в бытии, что оно ему дало. Если о ней – а это проявление жалости к себе, чувство невыносимого одиночества, привязанность к другому как к надежде, как к возможности собственной реализации, как к продолжению себя, – то все это следует выявить и понять, поскольку именно это мешает ясности различающего понимания. Все перечисленное затемняет [понимание], но когда завеса поднимается, приходит ясность. Разве она скорее беспокоится не о себе, не о своей жалости, не о своих притязаниях, не о своих желаниях?
Ей вполне по силам все это признать.
Именно эти эгоцентрические мысли и желания препятствуют более широкому и глубокому постижению. Поэтому она просто обязана их осознать, поскольку истинное открытие приходит в результате самопознания. В этом состоит ее главная задача, самая основная, поскольку через понимание себя она постигнет, что есть бессмертие.
Кем является умерший? Вашим сыном и сыном тысяч отцов и матерей. Его неповторимость состояла в том, что он был именно вашим сыном и обладал определенными качествами и наклонностями. Он был единственным в своем роде внешне, а внутренне имел одно или несколько душевных качеств, преобладавших над остальными. Он был обособленной совокупностью данностей, которые все вместе образовывали того, кто назывался вашим сыном.
Эти данности находятся в постоянном движении, и на поверхность всплывает то одна из них, то другая. Есть ли здесь что-то неизменное, какая-то духовная сущность, продолжающая свое существование за пределами всех этих постоянных изменений? Утверждать, что она есть, столь же неразумно, сколь и утверждать, что ее нет, – человек должен узнать это сам. Но когда мы привязываемся к таким разнообразным и изменчивым понятиям, как мой сын, моя мать, моя любовь, то именно их непостоянство мешает обнаружению и пониманию того, что есть. Имя, форма, ассоциации являются – и не являются – вашим сыном, и если вы глубоко исследуете, кем был ваш сын, двигаясь за пределы этих изменчивых и преходящих вещей, то обнаружите то, что есть. Однако присваивать какое-либо название тому, что есть, или верить в то, что есть, или принимать факт существования того, что есть, узнав о нем от других, ошибочно, поскольку такое приятие, вера, названия и рассуждения препятствуют пониманию реального. Чтобы постичь неизмеримое, ум должен прекратить измерять.