Мир всем вам

Какая разница, в каком городе это случилось и что за люди приняли в этом участие. И Бог мне судья за то, что перед этим я натворил.

Моя история "оборотня" началась за три года до уголовного дела. Еще до Грозного. В то время, когда я только получил звание, только пришел работать в милицию.

…Мы, два молодых участковых, уже заканчиваем дежурство. Я собираю в кабинете макулатуру: на два воза справок и протоколов. Напарник, отправленный в рейд по наркотикам, полощет горло в бичевском кафе. Оно стоит прямо через дорогу, и никогда не имело лицензии на то, что горит. Напротив участкового сидит случайный прохожий с таким же стаканом в руке. Объявленный в федеральный розыск преступник. Жестокий супруг, в семейном скандале сломавший позвоночник жене. Отправивший ее до конца жизни слушать скрип инвалидной коляски. Зачем он открыл свое имя, зачем рассказал эту тайну — тоже тайна для нас. Может, его доконала совесть, может он устал прятаться по углам. Видно, он просто хотел исповедаться, да вот не в те уши подал раскаяние. Дослушав историю до конца, напарник достает служебные корки и объявляет: "Задержан". Он не по форме подался в рейд, и прохожий просто перепутал, кому вывернул душу.

Участковый показывает в окно и говорит: "Иди. Расскажи лейтенанту, что было сейчас. И пусть он примерит тебе наручники". Говорит "Иди", и остается в кафе допивать водку.

И этот преступник выходит на улицу, переходит через дорогу, толкает двери моего кабинета, и рассказывает все, что случилось в кафе. Закончив свою историю, он отрешенно стоит у стола, словно не знает, что можно бежать. Стоит молча, опустив руки, как разорившийся купец. Он не оказывает никакого сопротивления и сам одевает, протянутые наручники.

Нужно звонить в отдел, и я беру телефон.

— Стой, лейтенант. Что будет тебе за это? — впервые поднимает он голову. — Звание дадут?

— Нет, — серьезно отвечаю я.

— Премию?

— Нет.

— Благодарность?

— Нет.

— А что? — совсем садится его голос.

— Ничего, — знаю я всё наперед.

Он должен сказать что-то еще, но уже не хватает времени. В трубке уже идут гудки.

— Отпусти, лейтенант, — понимает он, что пропал.

— Нет, — верен я долгу.

У него кончились все надежды. Он понял, что зря торговался, и всё потерял.

— …дай позвонить и десять минут, — просит он последнее, что осталось перед тюрьмой.

И я сбрасываю набор.

Зачем я это сделал тогда? Дал позвонить и продлил его срок на свободе. Не знаю. Может быть потому, что он мало просил.

Через десять минут в двери вошел человек. Не на последнюю копейку одетый, невозмутимый, как в море скала. Вовсе не родственник, не брат и не сват. Пришедший не для прощания и не для слез. Для беззакония.

— Что нужно? — выходит он со мной в коридор.

— Ничего, — всё равно мне, кто он такой.

— Так не бывает. Человеку всегда что-нибудь нужно, — говорит он и дает мне в руки удостоверение депутата. Называет пару фамилий, которые у всех на устах.

— Ему не сидеть, — кивает он в кабинет. — Это мой друг.

"Сидеть", — думаю я. И только сейчас понимаю, что судьба бросает мне в руки единственный шанс. Неповторимый свой шанс. Что вот он — момент, когда можно взять от жизни сполна!

Но мне не нужно золото. Я не хочу быть генералом, и у меня нету врагов, которым пора на тот свет. Что же тогда просить?!.

МЕЧТУ!!!

— Мне надо путевку в Грозный! — выпаливаю я депутату в лицо.

Он ждал любой суммы, был готов к любой жадности, но не предполагал услышать безумие. Ему нужно хоть пару секунд, чтоб взять себя в руки.

— А кто же тебе не дает? — даже не сразу задает он глупый, чтобы выиграть время, вопрос.

Я выбил его из колеи. Он что-то у меня спрашивает, а я вижу в глазах: "Идиот!.. Ты или смеешься надо мной, или вправду потерял голову…"

…Я вызываю преступника в коридор, снимаю с него наручники и, взяв лишь обещание исполнить мечту, отпускаю обоих. Они так и уходят, не веря в то, что случилось. Тихие и потрясенные. Нежданной свободой один, невиданной болезнью другой. А я, оставшись на месте, ликую, что за самую дешевую цену — горе других — выторговал себе мечту.

Я возвращаюсь один в кабинет.

— Что? — приходит в себя задремавший напарник.

— Компьютер нам принесет, — вру я напропалую. — Больше не будем стучать на машинке.

— Нормально, — опускает он мутный взгляд. — Молодец, что подумал про всех.

…Депутат ничего не успел. Даже при длинных его руках нужно было время. А жизнь не дала ему шанса. На следующий день меня выхвали в кадры, и определили два дня на сбор. Судьба сама, без чужой помощи, тащила меня в Чечню.