Читаем Мир всем вам полностью

В кабинете словно остановилось время. Не скрипят под ногами полы, не тревожатся на стенах тени. Тишина, будто в целом мире в живых только я, два опера и боевик…Мы сидим неподвижно, уставившись в пол. У порога валяется сломанная пополам сигарета; один из оперов так и не смог прикурить. На столе брошена замызганная синяя ручка; давно ничего не записывает другой. Слишком много слов позволил себе бандит.

Но он уже понял. Медленно, отворачиваясь от окна, чеченец выпрямляет худющую желтую шею. Вдавив пальцы в скамью, он настороженно водит по нам глазами. Слышно, как сбилось его дыхание.

…Я ухожу в город и только к вечеру возвращаюсь в отдел. У крыльца, сидя на корточках, докуривает опер, ведущий допрос.

Я киваю в сторону кабинета:

— Всё улыбается?

— Перестал, — встает на ноги опер. — Два раза в умывальник водили… Сейчас еще поведем.

…Приходит ночь, а со мной поссорились сны. "Здесь что-то не так, в этой войне, — лежа в кровати, думаю я. — Она началась не с голоса Левитана, идет не по военным учебникам, и кончится не парадом у Мавзолея. Здесь все смешалось, свои и чужие… Они свободно переходят из лагеря в лагерь, и не преданны ни одному из них. Им легко помутить деньгами умы, они ничего не чувствуют, делая самое чёрное дело. Славяне идут наниматься к чеченцам, чеченцы хотят служить у славян… Чего-то не хватает в этой войне, чтобы расставить всё по местам. Где-то недоглядели те, кто ее развязал.

Вот и сегодняшний пленный ни во что не ставит свой плен. Был здесь один до него: "Оружия не положу! Расстреливайте — не исправите. Отпустите — дальше воевать буду" — достойные мужчины слова. А этот?!.. Рад, что поймали, решил у нас отдохнуть…

Наверно, у каждой войны должна быть идея. Потому что без нее не бывает победы. Потому что с ней не бегут "отдыхать" в чужие окопы солдаты. И человеку легче идти на смерть во имя какого-то идеала. За "светлое будущее", "за Родину", "за Сталина", "во имя интернационального долга". Так было в Гражданскую, в Отечественную, в Афганскую. Солдат должен знать, что за словами "Никто не забыт! Ничто не забыто!" будет стоять и его имя. И это не важно, дойдет ли он до Берлина, оставит ли за собой Кабул или же протянет ноги в первом бою. "Их подвиг бессмертен!" — вот главные слова для каждой войны. "Белые" потеряли идею и не взяли Москвы. Непобедимый немецкий рейх оказался слаб перед теми, кто защищал свою землю. Оболгали Интернационал, и незачем стало воевать с душманами.

Правы были чеченцы, что, готовясь к войне, наперед оружия подняли идею. И она счастливо служила им от обороны Грозного до торжества Хасавюрта. Ведь не даром давились хлебом все местные Геббельсы, одним только словом поднимавшие на ноги всю Чечню. И мятежный предгорный юг, и хладнокровный равнинный север. Это позже, когда ушли, разгромленные не в поле, но в штабах, наши армии, рухнула, как подкошенная, и идея чеченской независимости. Растаяли за горизонтом вражеские эшелоны, и никто не вспомнил, за что же воевали чеченцы. За свободу или за рабство…А ведь она была на самом деле, их, купленная за доллары идея. Светила ярче яркого солнца. И целые семьи шли умирать совсем не за продажных своих правителей, а именно за свободу. Другое дело, сколько правды и сколько лжи было в этой идее. И сколько пядей во лбу нужно было добавить каждому, чтобы их различить…Но прошел угар Хасавюрта и вслед за ним сгинули все идеалы. Потому что никто не стал свободнее и независимее. Никто из чеченцев не увидел "светлого будущего", за которое легли под танки его брат или отец. Только нужда, только голод, только война…Уже не за идею шли воевать в Дагестан. За добычей, за триумфом, за властью. И шли уже не чеченцы, бандиты. Хотели разорить чужой дом, а рассыпали свой. Потому что зашаталась вся Чечня от ответного удара. Не та Чечня 94-го — 96-го, где против нас стоял и север, и юг. Другая Чечня, бандитская, ваххабитская. Та, где уже никто не поднялся ни за какую свободу.

Чеченцы выиграли первую войну. Не долларами. Все-таки не долларами. Ведь и босые, и голодные — все торопились в бой. Выиграли духом. Их идея легко задавила нашу. Они сражались "за Отечество", мы за "наведение конституционного порядка". За летчика Дудаева шли гораздо охотнее умирать, чем за алкоголика Ельцина, пусть и Главнокомандующего.

Но ничего не ясно с этой войной. Здесь нет идеи. Ни у одной из сторон. Чеченцы её потеряли, а мы не приобрели. А солдат без идеи — не солдат. Ведь страшно жить, если не за что умирать. Нам бы поучится у чеченцев. Нам бы прислушаться, что они там говорят, нам бы заново перечитать их лозунги и листовки, что даже женщин ставили в ополчение…Кстати, кто-нибудь знает, что написано у них на могилах? Какие слова и о чем? Кто-то вообще этим интересовался?.. И я задумался только сейчас. Без сомнения, не "при выполнении служебно-боевых задач", как пишут в наших похоронках. Наверняка есть слова о вере, свободе, отечестве. А у нас?.. Ничего. Разве что тот же "конституционный порядок"…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее