Мир выживших

Что если поверхность, кажущаяся почти нерушимой, была лишь обманом и ловушкой? Конечно, не делом рук человека. Природа могла создать ловушки и западни такие же опасные и обманчивые. Между гигантскими цветами различных оттенков — некоторые из них были такими яркими, что он не мог смотреть на них, не прикрывая глаз — и качающимися пальмовыми листьями пяти или шести футов в ширину, находились те самые темные области.

Они напоминали пленку на непрозрачной ткани, которая меняла цвет, когда на нее смотришь, становясь светло-голубой, а затем снова черной как смоль. Может, это не просто непрозрачность, а пустота? Не отсутствие ли вещества иногда создавало точно такие же иллюзии?

Что если первый шаг, который он сделает между цветками и качающимися пальмовыми листьями, станет последним? Что если он упадет сквозь цветочную сеть на землю, на клубок корней далеко внизу, и мгновенно умрет от последствий падения?

Внезапно Блэкмор обнаружил, что думает об окружающем мире по-другому. Не как о море растительности, а просто как о вершине тропического леса с утесом, возвышающимся справа, там, где машина появилась из другого моря — обширного океана Времени. Она повисла на краю пропасти, и как только он спустится и сделает несколько шагов вперед, — опрокинется за край, упадет на землю и сразу же умрет.

Но то, что машина появилась точно в этой точке, в таком необычном и сомнительном положении, было бы слишком большим совпадением с точки зрения здравого рассудка; через несколько секунд он отказался воспринимать такое совпадение серьезно, и это помогло ему осознать: первая возможность максимально далека от истины.

Когда устройство для путешествий останавливается после долгого пути (неважно, во Времени или в Пространстве), для пассажира, выходящего наружу, столкновение с немедленной опасностью более чем вероятно, так как на Земле опасные ловушки были широко распространены.

Решив, что закон средних величин на его стороне, Блэкмор спустился вниз, не позволяя себе снова задумываться о том, что может случиться, если он слишком сильно положится на закон, который небезосновательно ставили под сомнение многие серьезные люди.

В тот миг, когда он достиг основания машины и сделал два осторожных шага вперед, все его страхи вернулись. И на сей раз его охватила не острая озабоченность, просто напомнившая о себе, а подавляющая тревога.

Он начал вязнуть. Его ноги тонули в чем-то сыром, и гигантский цветок закрылся над ним со свистящим звуком, почти задушив его; лепестки хлестали человека по лицу и мешали удерживать равновесие.

Блэкмор опускался все ниже, вскинув обе руки в тщетной попытке сохранить вертикальное положение. Он почти упал вперед, растянувшись в неуклюжей позе; так бы и случилось, если бы растительность не так туго обвивалась вокруг него, утягивая Дэна назад, и если бы его ноги не погрузились в какую-то густую массу от щиколоток до коленей.

Ужасная мысль, что он мог вступить в зыбучие пески, внезапно заставила его осознанно попытаться сделать то, что он делал случайно: броситься вперед и во весь рост растянуться на земле, чтобы равномернее распределить свой вес. Но это становилось все сложнее сделать, так как влажность уже затянула, словно осьминог, его колени; в тот момент, когда Блэкмор пытался наклониться вперед и распластаться на земле, обратная тяга растительности усиливалась вдвое, заставляя его оставаться неподвижным в вертикальном положении, словно труп, который тянул в морские глубины быстрый водоворот.

Затем, очень резко (на мгновение это показалось полным растворением смертельной опасности в ночном кошмаре, разрушенном пробуждением) исчезла необходимость бороться. Влажность под его ногами сменилась плотной материей, и он перестал тонуть.

Земля под влажной поверхностью была такой твердой, что он смог встать на ней, не шатаясь, и вытащить сначала правую ногу, а затем левую из песка или грязи или чего-то еще, в чем нуждались гигантские растения, достигшие расцвета, какого нельзя было достичь в более близкую эпоху — даже в тропических лесах Амазонки.

Блэкмор был почти уверен в этом. В давние времена такая растительность могла посрамить никчемные попытки человека обогатить почву, которая еще не пострадала от разграбления — или после того, как она была разграблена и покинута до отчаянных, нелепых или неловких попыток экологов помешать преступному уничтожению природной среды.