Мир за дверью

– Как я понимаю – пресса? – спросил я, одновременно констатируя данный факт.

Ближайшие телевизионщики неуверенно кивнули.

– У меня есть для вас, а точнее, для всех людей, населяющих этот мир, заявление.

Все камеры и так были нацелены на меня, но я должен был быть уверен, что все сказанное мной не пропадет даром. Когда одна из репортерш захотела подойти ко мне с микрофоном, я позволил, но как только она попыталась что-то спросить, я взмахом руки заставил ее замолчать.

– Готовы?

Все закивали (даже те, кто к съемкам не имел никакого отношения).

– Вчера ультиматум получили мы, сегодня ультиматум получаете вы. Всё, что сегодня произошло, только начало. Если вы не прекратите нападать, мы перейдем в наступление, а тогда мы не пощадим никого и постепенно захватим весь город. Выбор за вами. Мы не хотим войны и предлагаем мир. Вы не трогаете лес, мы не трогаем вас. Я видел улепетывающим организатора всей этой свары, думаю, его голова нам тоже может пригодиться, но если вы ее не отдадите, а всего лишь принесете извинения, мы на этом и закончим. Не мы напали первыми, но мы войну закончим! Можем все решить поединком. Я против этого выскочки. Побеждаю я – вы не трогаете лес, побеждает он – лес ваш. Если он боится, пусть возьмет с собой парочку бойцов, я никого не боюсь!

Закончив такую смелую речь, я повернулся к ним спиной и пошел к лесу. Танки добивать уже не было никакой необходимости, а смотреть на творившиеся бесчинства на поле побоища очень не хотелось. Но это было необходимо: чем ужаснее всё будет выглядеть, тем больше можно требовать. На опушке я остановился, с горечью разглядывая увечья, нанесенные лесу танковым обстрелом. Искореженные, полузавалившиеся, треснутые и расщепившиеся деревья. Ужасная картина! Сколько же было бы уничтожено, если бы мы не вмешались? В голове создавалась ужасающая картина. Понурив голову, я пробрался подальше в лес, где и залез на дерево.

– Думаю, что можно возвращаться.

Слова были произнесены шепотом и относились они к Дуболесу. Вероятно, где-то в коре или поблизости находились насекомые, через которых он и услышал меня (а может быть, и через само дерево). Снова полет, но теперь он не вызывает положительных эмоций, усталость слишком сильна. Дуболес бережно поймал меня и положил на траву.

Адреналин подошел к концу, боевая эйфория уже давно закончилась, теперь осталась только боль и усталость. Ратибор принес воды и промыл пораненное ухо.

Еле-еле ворочая язык во рту, я все же произнес нужные слова:

– Мне надо передохнуть.

Силы, потраченные на эти слова, были последними. Сознание предпочло выключиться, заставляя организм отдаться отдыху, а не тратить силы на бесполезную болтовню.

Проснулся я только под вечер. Не знаю, сколько прошло часов, но надвигающаяся темнота определенно говорила о том, что это точно был вечер. Корни, на которых я лежал, казались мягкими и шелковистыми, возможно, это Дуболес постарался, за что моя благодарность ему была безгранична, а возможно, я слишком устал и уставшее тело любую ровную поверхность воспринимало как мягкие перины.

Первые же мои движения, направленные на подъем этого слабого тела, привлекли внимание Ратибора, который тут же подбежал ко мне.

– Я что-то пропустил? – Моя шутка выглядела несколько размытой.

– Все нормально, на нашем фронте без перемен. Птицы еще пируют, а к ним уже подтягиваются волки и некоторые другие хищники.

– Мне кажется, стоит их отозвать, – сказал я, подходя к карте.

– Почему же? Они это заслужили!

– Кто заслужил – птицы или убитые?

– И те, и другие.

– Не думаю. Если мы собираемся дальше жить в мире, пускай даже через некоторое количество боев, то к побежденным надо относиться соответственно. Только не соответственно побежденным – что хочу, то с ними и делаю – а соответственно возможной конвенции о погибших, а значит, нельзя над ними глумиться и издеваться.

– Так никто и не глумится, просто питается.

– Ты представляешь, как это выглядит со стороны? Если люди увидят в нас угрозу уничтожения их нации, они все поднимутся против нас, а уж тогда мы вряд ли победим. Мы должны стать союзниками, как я сказал сегодня для телевизоров: «мы не трогаем вас, вы не трогаете нас», – все просто.

– К сожалению, ты, по всей видимости, прав, – нехотя признал Ратибор и начал отводить птиц вглубь леса.

– Сегодня мы многих потеряли? – обратился я к Дуболесу и, не дождавшись ответа, продолжил: – Жаль, что я не сумел их спасти.

– Да, потеряли мы много наших друзей, моих друзей. Птицы, насекомые, деревья, кусты, трава… Можно перечислять и перечислять, ведь от таких взрывов трудно спастись, но вашей вины в этом нет. На мой взгляд, вы сделали все, что смогли. Просто за последнюю тысячу лет это первый раз, когда я потерял столько дорогих мне существ. – Дуболес понуро склонил ветки.

– Будем надеяться, это была их последняя попытка, хотя мне в это что-то не верится. – Я попытался сказать что-нибудь хорошее, но тут же понял: не получилось.