Мир за мир (СИ)

Ведь это всё любви счастливые моменты…[8]

Задорный звонкий голос смывал недоверие, как грязную пену — Светлана, окончательно оттаяв, попросила у Ледяной Девы посмотреть её диадему, и та, охотно сняв украшение, начала показывать камни. Потом уже Виталий Андреевич, взглянув на Нату совершенно как на свою, рассмеялся и сказал: «Ну вы, женщины, даёте! С таким ожерельем никакого бронежилета не надо!» Тут же подключился Андрей, заявивший, что у них в банке как раз есть сейфы для перевозки ценностей, в которые можно засунуть всю женщину целиком, чтобы ей не приходилось каждый раз снимать такую парюру…

…Давайте горевать и плакать откровенно,

То вместе, то поврозь, а то попеременно.

Не надо придавать значения злословью,

Поскольку грусть всегда соседствует с любовью…

Светлана, смеясь, шепталась с Дашей — болтали «о своём, о девичьем». Кресов с Андреем, приняв в свой кружок Алину, потихоньку пили коньяк и посмеивались «о своём, о мужском». И голос Лесной Сестры обнимал землю, возвещая о воссоздании мира одной простой девушки.

[1] Китайская пословица.

[2] Каст — оправа для драгоценного камня в ювелирном изделии.

[3] «За дом свой» (лат.). Юридическая формулировка, означающая «в защиту самого себя и своих дел», но как девиз Лесных Сестёр следует понимать буквально.

[4] Парюра — комплект украшений, выполненный в едином стиле. Как правило, состоит из довольно большого числа украшений, включая диадему.

[5] «Земля Исиды» — «Та-Ис», т. е. Таисия.

[6] Т. е. надо успеть раздеться, пока горит спичка.

[7] Стихи В. Лебедева-Кумача.

[8] Стихи Б. Окуджавы.

Глава 3. Медленный яд

19 января 2005

…Разные, «потерявшие себя» люди, а были когда-то настоящие.

И. Шмелёв

— На самом деле наше служение — именно помогать человеку воссоздавать его мир, — сказала Ледяная Дева. — Помогать, а не делать всё за него! Почти любой человек способен на Поступок, и наша задача — подвести его к точке, с которой он сможет прыгнуть вверх. А удохленные оффи[1]— давно уже не главное.

— Разве? А Семихин? Избавили людей от такого государева урода — разве не главное?

— А ты не заметил, что с его уничтожением началось воссоздание сразу трёх миров? Но в том-то и дело, что для того, чтобы помочь человеку, который не может справиться один, обычно не надо никакого «мясо-кровь-кишки». Обычно бывает — хуже.

— Хуже, чем «мясо-кровь-кишки»?

— Да. Медленный яд — страшнее и безнадёжнее.

* * *

Только не домой. Тошно дома.

Тошнотворное мамино хрючево.

Тошнотворный запах бабушки и прокисшего белья.

Даже ругаются мама с папой и то тошно, без огонька.

Бабушка — та да, с каким-то огоньком. Сломанным огоньком. И братья отгавкиваются пока ещё с душой.

А родителей она презирает.

Ну хоть бы напился папа, что ли! Даже на это не способен. Был надеваемой на руку куклой, а рука возьми да и сломайся.

Хоть бы мама устроила настоящий скандал с швырянием тарелок… Как надоела её суетливая замученность! Бывают же люди, которым важно не столько всех вокруг задолбать, сколько самим задолбаться, да раз в десять сильнее.

Да она и сама уже превращается в такую же великозадроченицу, как и мать. Только мать, похоже, наслаждается, а ей — тошно. Уже почти два года — с тех пор, как завалился набок её старый мир.

В этом надо вариться с детства, чтобы не тошнило. Опарышей же не тошнит? А у неё, как назло, было нормальное детство. Нет, не богатое — просто нормальное, «средней паршивости».

Тошно. А завтра будет ещё тошнее. И послезавтра. И всегда.

Нет. Не думать об этом. Хоть на время — унестись…

Какое же из этих платьев фея выбрала бы для Золушки? Пожалуй, вон то, синее. Нет, синее было в прошлый раз, а теперь… теперь пусть будет кремовое. Его плохо видно через стеклянные двери бутика, но воображение дорисовывает.

Она всего лишь Золушка, и без всякой надежды на фею. Но в мечтах-то можно самой побыть феей?

И потянуть вверх листик у того цветка, а то маленький он слишком. Все вокруг побольше, а этот — маленький.

И улыбнуться. В реальной жизни она давно уже не улыбается.

Только не домой!

Хотя всё равно придётся.

Только не сейчас. Ещё несколько минут…

* * *