Мир за рекой

- Значит, понимал. - С ненавистью подтвердила Света. Во всех мужиках после ухода отца видела потенциальных блядей. И сейчас Албан был не Албан, а её отец в маске Албана. Миг она ненавидела его.

- Знаешь, я подумала, а вдруг если помирюсь с отцом, то утрясу отношения с этим миром и с богом, если он есть?

- Ну вот, я думаю, что у меня всё было бы о кей, если бы я жил на родине предков. А ты - что если бы с тобой рядом был отец.

Страдание озарило его, как будто в груди тлел угль, выжигая изнутри. Рассеянный печальный взгляд искал и не находил на земле того, за что душа может зацепиться и остаться - того, что стоит жизни. Свете казалось совершенным его потрясающее одиночество, психологическая выключенность из пространства, в котором он прибывал.

В происходящем таилась неповторимая в своей изменчивости красота, как будто на её глазах рушился величественный замок. Света стояла внутри катастрофы, не задетая ею, словно внутри трёхмерной голограммы.

Она была единственной зрительницей, приглашенной в амфитеатр, где на арене прекрасный гладиатор сражался с чудовищем. Гладиатор знал, что чудовище победит. Поэтому и вышел на арену. От остальных молодых симпатичных мужчин Албана отличала именно эта печать обреченности, этим он был привлекательней, поэтому вызывал интерес у неё.

Они стали часто встречаться. Однажды она привела его к Донскому монастырю. Между крепостной стеной и надвратной башней ютилось неряшливое белесое здание с опущенными жалюзи за пыльными стеклами. Резко ударило в ноздри тяжелой душной гарью. Она затаила дыхание. Крематорий. Так вот как пахнет человеческое тело, когда схваченное лютым жаром вылетает в трубу, оседает жирной копотью по округе, оставляет горсть золы на стальном противне.

- Как ты думаешь, Албан, какие похороны лучше? Каждый народ решал проблему погребения по-своему. Аборигены Сибири оставляли на носилках, поднятых над землёй. Зороастрийцы поднимали на башни, чтобы стервятники сожрали. Буддисты и индуисты сжигают. Мне кажется, что сжечь лучше всего. На втором месте - оставить где-нибудь в лесу или в степи..

- Когда в крематории сжигают, кости перемалывают в муку. Противно.

- Тьфу, но это ведь уже прах.

Какое-то дьявольское искушение заставило её привести на Донской некрополь Албана, потому что здесь под надгробьем лежал ребёнок, по странному совпадению носивший имя и фамилию Албана, только, судя по датам, прожил он лет семь. К чему эта встреча живого и мёртвого? В душе её ныло то же чувство притяжения запредельного, что заставляло в детстве прикасаться к открытой, бьющей током, розетке.

Света остро смотрела на бледного понурого Албана, с зелеными искорками в серых радужках вокруг зрачков, и ей казалось, что она совершила какое-то сакральное действо, сделала с красивым беззащитным мужчиной что-то незаметное для него, полузапретное. Запредельное знание об Албане теперь принадлежало только ей. И от этого она испытывала к нему, словно уже умершему когда-то в другом теле, прохладную траурную нежность. Она бережно взяла его за руку, переплетая свои пальцы с его теплыми, сильными, уводила от памятника, воскрешенного, как в мистическом фильме. Словно только что стояла над могилой, а тучи набегали, сыпали мягким пеплом на рвущуюся из рук ветхую книгу, а потом плита раскололась пополам, расползлась и земля растворила окутанную дымкой глубину... Она устроила для себя маленький эксклюзивный спектакль воскрешения... Когда шли обратно, она, раздув ноздри, вдохнула запах крематория, проникаясь близостью потустороннего. По спине прошлись коготки озноба. Казалось, налёт гари осел на коже, костюме, прилип к перламутровой помаде. Поднеся к губам бутылочку с гранатовым соком, она подумала, что проглотит частицы сажи. Затошнило.

- Ты что пить любишь, Албан? Знаешь, водка на сосновых почках - вещь!

- Настоящая водка не должна ничем пахнуть - аквавита. Чистой воды огонь.

- Знаешь, пробовала наркотики пару раз - абсолютно не действуют. Прониклась презрением к ним. Люблю водку - это по-русски. Но в какой-то момент теряешь чувство меры, кажется, можешь выпить море.

- Как друг посоветую: хочешь напиться, закройся в комнате и надирайся одна, чтоб никто пьяной не видел. Вот станешь известной художницей, а твои бывшие собутыльники начнут рассказывать, как с ними пила. Думай о репутации. Бухого на откровенность тянет, потом жалеет, что глупости городил. Не подходи к телефону - возьми лист бумаги и пиши то, что рассказала бы.

- Я и так предпочитаю пить одна - хороший собутыльник - это редкость. С похмелья голова не болит, рисуется лучше. Мать вроде не замечает, что пью. Только недавно утром мне говорит: "Ты что-то аж синяя сегодня".

Света жевала жвачку упаковками.

- Почему ты со мной не пьёшь? Обещаю не приставать. – Сказал Албан.

В его облике сочетались изысканность и брутальность. Он приходил на встречи в невзрачной рубахе и затертых джинсах, благоухая дорогим одеколоном, пересказывал запредельно-порнографические байки и цитировал философов.

- Пошли в кабак? - Предложил.