Мир-Земле (сборник)

Мы (а они приняли меня за равного) долго и мучительно ворочаем челюстями, губами и языками, пока не произносим священное и непонятное имя нашего тотема.

— Гомо сапиенс! — бьем кулаками себя в грудь и рычим.

Сейчас я иду со стаей. Мы идем уже много дней. Этим утром мы остановились среди тонких пальцев тростника, протянули вверх ладони и помолились своему тотему, чтобы он не позволил, когда мы станем такими же, как он, забыть, кто мы.

ЛЮБЕН ДИЛОВ ВПЕРЕД, ЧЕЛОВЕЧЕСТВО

^{18}

Сейчас, когда мы уже летим в первый боевой полет, из которого можем не вернуться, хотя наша задача — не вступать в бой с врагом, а только разведать его местонахождение и боевую оснащенность, я могу только припомнить предысторию конфликта. Настоящую летопись этой войны напишут другие. Если, конечно, война состоится и если после нее вообще останется ктонибудь, способный писать. Впрочем, история показывает, что подлинные причины войн всегда кроются за незначительными поводами. Но наш повод никак не назовешь мелким. И в этомглавное отличие нашего священного и справедливого похода от всех предыдущих войн Земли.

Все началось в маленьком городке Нима, где находилась психиатрическая клиника известного профессора Зиммерцнга. Каким образом это произошло, до сих пор неизвестно, но, как бы там ни было, когда ночь покинула наше полушарие, оказалось, что палаты клиники опустели. Не осталось ни одного пациента, исчезли даже те, кто лежал в смирительной рубашке. Паника среди дежурного персонала, надо полагать, поднялась неописуемая. Газетные репортажи тех дней позволяют составить о нейизвестное представление. Не меньшей была паника и в Ниме: двести пятьдесят сбежавших сумасшедших для маленького города ужасающе много. К счастью, большинство его жителей знали друг другаесли не по имени, то в лицо, так что им ничего не стоило узнать, кто переодетый сумасшедший, а кто — нет. Однако полиция не сумела найти ни одного пациента профессора Зиммеринга; полицейские же собаки, взяв след, добегали до большой поляны в больничном парке и там начинали крутиться как безумные, и выть в бессильной злобе. На десятый день врач клиники, дежуривший в ту роковую ночь, покончил с собой, а ее директор — профессор Зиммеринг, крупнейший из ныне живущих представитель венской школы психиатрии, — сошел с ума и был помещен в клинику профессора Отара, своего заклятого противника в научной области. Однако через неделю клиника профессора Отара также встретила восход пустыми палатами. Исчезло бесследно сто восемьдесят шесть больных; говорили, что большинство из них — опасные сумасшедшие. Исчез и старый профессор Зиммеринг.

Выступивший на пресс-конференции Отар (заявил, что за всем этим, по его мнению, стоит Зиммеринг, в душевном здоровье которого лично он. Отар, всегда сомневался. Отвечая на вопрос журналистов о том, как это он, опытный специалист, не смог увидеть, что Зиммеринг симулирует, Отар вывернулся очень ловко: при такого рода заболеваниях невозможно поставить диагноз за несколько дней, а кроме того, при некоторых видах шизофрении больной развивает необыкновенную сообразительность и способен осуществить свой безумный замысел с изумительной логикой и хладнокровием. Через три дня после пресс-конференции исчезли пациенты пяти других психиатрических больниц, которые к тому же находились в разных странах. Общественность взвыла: как могут пропасть не один и не два, а ровно восемьсот пятьдесят четыре человека, причем в поведении всех этих людей наблюдаются отклонения от нормы, а полиция сама замешана в таинственном происшествии, и ее шефу пришлось уйти в отставку. Однако это ничуть не повлияло на дальнейший ход событий.