Итак, свободный индивидуум принимает на себя только те обязательства, которые вытекают из его собственного, личного осознания ситуации. Такая установка должна быть положена в основу не только разумного представления о партийной дисциплине (партии ведь изначально строятся на добровольных началах), но и представления о сознательной государственной дисциплине. От имени этой «фикции», которая на самом-то деле реальней любой «реальности», мы должны провозгласить, что, когда говорится о подчинении законам государства, речь идет о таком подчинении, которое есть выражение свободной воли и согласия отдельного гражданина без всякого внешнего принуждения.
Нетрудно видеть, что концепция эта по самой своей сути антитоталитарна. Государственное устройство как таковое представляет собой образование противоестественное — не обязательно, впрочем, в отрицательном смысле слова. Точно так же противоестественны, скажем, стрижка волос, подравнивание ногтей или теория Мальтуса. Что делать, ко всем этим слегка противоестественным вещам все равно приходится прибегать, но главное тут — не перебарщивать. Поэтому наиболее разумным, нормальным и удобным для многочисленных царей-индивидуумов строем является «минимальное государство», то есть такой механизм управления, который приводится в действие лишь в самых необходимых случаях.
Сфера свободного самовыражения добровольно ограничивается самими членами общества только там, где без этого действительно никак не обойтись. Например, в природе существует феномен непроницаемости одних тел для других, от которого никуда не денешься и в обществе: два разных индивидуума не могут одновременно сидеть на одном и том же стуле. А вот в области идей уже нет никакого основания для ограничения свободы самовыражения, ибо это как раз та сфера, где феномен непроницаемости не наблюдается: сказанное мною «да» никоим образом не лишает вас возможности твердо заявить «нет».
Разумеется, при определении в каждой конкретной ситуации, в чем именно состоит этот желанный «минимум» вмешательства государства в дела индивидуума, приходится проявлять изрядную гибкость. Во время войны или кризиса (экономического или политического) неизбежно возникает необходимость
временнорасширить полномочия властей. Но подчеркиваю: временно. Точно так же и больной предает себя во власть врача не «вообще», а на время болезни— не больше! Если говорить про «вообще», то инстинктивным идеалом человека является, конечно, спокойная и безмятежная анархия или, как называли ее греки, панбасилия, что в переводе, кстати, означает «власть всех царей». Но идеал этот пока неосуществим, и потому следует на данном этапе признать наилучшей демократическую форму правления как наиболее близкую к нему.Мы видим, что для Жаботинского смысл демократии раскрывается в контексте его индивидуалистической теории общества. Конечно, основная внешняя функция демократии состоит в проведении в жизнь решений, угодных большинству населения, но ее подлинная, сокровенная сущность, по Жаботинскому, состоит именно в защите интересов меньшинства, состоящего из индивидуумов:
Человеческая личность — это самое возвышенное из имеющихся в нашем языке понятий, индивидуум есть наивысшая ценность, он — подлинный венец творения, стоящий на высшей ступеньке природной иерархии. Именно индивидуум был, согласно Библии, создан «по образу и подобию Божию».
Вопрос о месте и роли отдельной личности является сегодня пунктом серьезнейших разногласий. Речь идет не просто о разных мнениях, но, по существу, о принципиально различных мировоззрениях, я бы даже сказал, о разных религиях, со всеми вытекающими отсюда последствиями, включая нетерпимость ко взглядам другого и фанатизм.
Одно из распространенных ныне мировоззрений зародилось еще в 17-м веке среди определенной части европейских философов. Они видели в обществе прежде всего сложный механизм, в котором человеку — этому венцу творения! — отведена роль незначительной частицы колоссального целого. Многие положения этой концепции унаследованы современными доктринами коммунистического и фашистского толка, где человек является лишь винтиком в государственной машине, которой он обязан служить и поклоняться.
Как не вспомнить тут африканских термитов. У этих крошечных существ чрезвычайно развита технология материального производства — по сравнению с ними мы, люди, выглядим просто отсталыми. Какие великолепные сооружения возводят термиты! И это при том, что, как показали проведенные исследования, у них нет ни глаз, ни ушей. Зато они усердно трудятся, полностью подчиняясь приказам своей царицы. А стоит ей только пожелать, и от всего этого «органического механизма» вмиг ничего не останется.