Мир Жаботинского

Прежде всего нужно сформулировать убедительные, не вызывающие сомнений политические основы. Исключительно важно не поддаться новой моде, зародившейся в Германии и Италии и продолжающей, к нашему прискорбию, проникать в страны демократического блока. Я подразумеваю открытое издевательство над прекрасными принципами свободных выборов. Я не специалист в том, что затрагивает другие народы. Может быть, для них периодический отказ от всеобщих выборов и обращение к «большой дубинке», когда отказывающийся подчиняться получает побои, является здоровым и органичным явлением, хотя я в этом сомневаюсь. Но нам, евреям, невозможно оказывать подобное давление. Единственный путь создания руководства — прекрасная древняя традиция всеобщих прямых выборов.

^{«А теперь — нужна программа», «ха-Машкиф», 3.4.1939.}

В этом месте любой историк сионистского движения не может не вспомнить один эпизод из жизни Жаботинского, касающийся также движения сионистов-ревизионистов. В 1933 году Жаботинский сложил с себя полномочия лидера и распустил правление движения, которое, как и он сам, было избрано демократическим путем. Не входя в подробности обширной и болезненной полемики, развернувшейся вокруг событий, приведших к отставке некоторых наиболее значительных членов руководства, приведем здесь отрывок из письма, в котором подведен своего рода итог, говорящий об отношении к происшедшему самого Жаботинского:

Не верь басням, что я отказался от демократического принципа. В Катовицах я взбунтовался против гегемонии меньшинства — против того, что представители 10% хотели задавить представителя 90%; и ведь конгрессные выборы доказали, что мой подсчет был верен. Можно спорить о том, хороший ли метод Putsch, но нельзя отрицать, что я боролся за право большинства, т. е. за основное начало демократии. Я не представляю себе никакой работы, кроме коллегиальной; и если завтра получу на 1 голос меньше другого, без всякой обиды пойду ему в помощники или просто в рядовые. Ты не можешь верить, чтобы я под старость отрекся от принципов, на которых мы выросли, и увлекся бы вождизмом, который презираю до отвращения.

^{Письмо Израилю Розову, 9.11.1933.}

При всей верности идее демократии, Жаботинский никогда не предавался иллюзиям относительно ее способности предложить лекарство от всех недугов человеческого общества. Например, он не видел в демократии средства против угнетения одной нации другой, против расовой дискриминации. Поскольку демократия наиболее полно выражает политическую власть народа, то и предрассудки, признаки отсталости, укоренившиеся в народе, получают наибольшую возможность выражения именно при демократическом строе. Уже в 1910 году, прежде, чем демократическая доктрина успела одержать решительную победу после завершения Первой мировой войны, Жаботинский сумел различить слабые стороны демократии. Он указывал на то, что даже в Соединенных Штатах демократия в то время была не для всех:

Издали обетованная земля кажется краше, чем на деле. Мы, у которых не только демократической, но и вообще никакой конституции нет, мы естественно склонны верить, что в демократизации государственного устройства заключается панацея против многих общественных зол. Когда-то люди были еще глупее и думали, будто свобода лечит — даже от бедности; однако, с тех пор социалисты успели нам втолковать, что голодные останутся голодными даже при всеобщем избирательном праве. Но в одном старая вера сохранилась: что расовые, национальные или религиозные предрассудки поддерживаются исключительно абсолютизмом, демократия же их не знает и знать не хочет. Как раз социалисты разных наименований особенно старались до недавнего времени вбить в головы эту неправду.