Миракулум 2

- Как раз сейчас двое господ рассчитались и покинули "Щит Ратника", так что, если вы пожелаете, то сможете после обеда занять их комнаты.

- Благодарю, - кивнул Сомм.

- Тогда позже служанка или мой помощник проводят вас.

- Послушайте, - спросила я хозяина, уже готового было перейти к другим своим делам, - правда ли, что это единственная дорога, которая ведет от Побережья до Лигго?

- Да. И мой постоялый двор, как нельзя более удачно здесь расположен.

- А правда ли я слышала, что сам Змеиный Алхимик гостил у вас?

Хозяин хмыкнул:

- Почти каждый путник, едущий этой дорогой в ту или в другую сторону, говорит об этом колдуне. Совсем недавно его чума бушевала в той стороне, откуда прибыли вы, и вот уже поговаривают, что несколько дней она царит в Лигго. Оттуда бегут.

- Так значит, - поддержал мои расспросы лекарь, - Алхимику было не миновать вашего постоялого двора?

- Я бы знал, клянусь жизнью. Но на то он и чародей, чтобы летать по воздуху или перемещаться из города в город силой мысли.

- Я в этом не уверен. А не заезжал ли к вам на постой небольшой отряд, человек десять?

- Нет. Бывало, останавливались всадники, но не более трех вместе.

Значит, преследователи Сомма не опередили нас в своей погоне. И их появления еще можно было ожидать.

Я решилась на то, чтобы самой принести еду в комнату Витты. Она лежала лицом к стене, и никак не отреагировала на скрип двери.

- Я принесла тебе поесть.

Судя по тому, как шевельнулись и затвердели ее плечи, она не спала и меня слышала.

- Не окрепнув, ты не сможешь продолжить свой путь. Поешь хотя бы ради этого.

- Уходи. И не приходите ко мне ни ты, ни этот лекарь. Я сама о себе позабочусь.

Хоть голос ее звучал жестко, я обрадовалась, что девушка снизошла до ответа.

- Чем же я оскорбила тебя? Своим именем? Своим поступком? Что я должна была сделать и не сделала?

- Уходи.

- Раз ты не отвечаешь, значит, причин у тебя нет. А есть только глупая, детская ревность.

Она именно этого и не выдержала, повернулась, поджав губы.

- Ты виновата!

- В чем?

На красивом лице проступило страдание. Она колебалась или выбирая, что сказать, или, наоборот, чего не говорить, а потом выпалила:

- Во всем!

И вздохнула так, будто высказала давно накопленные потоки упреков и обвинений.

- Это же замечательно... - я улыбнулась, без капли иронии и насмешки. - Великое счастье, когда в твоей жизни появляется человек, который во всем виноват. Насколько становится легче, правда? Что бы ни случилось, что бы ни произошло, ты всегда будешь знать, - кто. Кто виновник.

- Это издевка?

- Я серьезно. Я даже завидую тебе, Витта, потому что в глубине души я тоже хочу найти такого человека... кого-нибудь, не важно, главное встать перед ним и со слезами, с криком, со всей болью бросить в лицо: это ты! Это ты во всем виноват! Но, боюсь, мне придется вставать у зеркала...

Давно моя искренность не показывала себя настолько наружу. Мне хотелось раскрыться перед этой девочкой, потому что я ждала ее признания и мне было больно чувствовать ее презрение. Она дочь Аверса, его семья, его кровь и близкая душа. Я любила его и не могла не любить ее. Пусть нашей разницы в возрасте не хватало на возможность родительства, но все же - сердце само повернулось, само затеплело неизведанным материнским чувством.

Витта снова отвернулась к стене.

- Поешь. Не играй с голодом, даже мне на зло.

Я ушла. А вечером лекарь сказал, что у Витты жар и бред.

Утром, когда девушка впала глубокий сон, я сидела у ее кровати. Ее длинные волосы разметались по подушке, губы покрылись сухими трещинками, но жар спал. Совсем юная и беззащитная. Конечно, она не будет слушать, но я все равно думала над тем, как вразумить ее, что не следует искать Миракулум и рисковать собой зазря. Объяснить, что Аверс не отпускал не потому, что считает ее недостойной этого испытания, а потому что не может переступить через родительский долг - защищать и оберегать любой ценой. Он поступает, как и всякий отец.

Мы ждали ее выздоровления. Лекарь всем временем пребывания на постоялом дворе рисковал быть застигнутым врагами, но упорно откладывал выезд, дожидаясь того дня, когда Витта наберется достаточно сил для долгого пути. Я мало с ней разговаривала, девушка откровенно не радовалась моим попыткам о чем-то спросить или завести беседу, а вот Соммнианс, напротив, подолгу с ней разговаривал и даже убедил ехать с нами, во избежание опасностей и трудностей одинокого путешествия. Он правильно делал, что не старался ее переубедить сейчас, поступал разумнее и хитрее. Он решил, что это гораздо легче будет сделать потом, когда доверие будет завоевано и она прислушается к его слову. Я горько посмеялась, - вечное золотое правило, что никто не признает родительской правоты, но за то с радостью могут признать любую правоту постороннего.