Мираж

— Вас это не смущало? — Несмотря на годы, проведенные в Америке, Дженна в душе оставалась уроженкой аль-Ремаля, ей показалось странным, что мужчина не оставил свою бездетную жену и продолжал любить ее.

— Нас обоих это смущало. Очень смущало. Но… Пэт не могла иметь детей. Я бы сказал, что это обстоятельство нас преобразило. Мы вспомнили о том, сколько на свете нежеланных, бедствующих детей. Тогда-то и появился Фонд. Пэт объездила все страны мира от Африки до Индии — захолустья, где множество детей умирает от голода и отсутствия медицинской помощи. Пэт основала приюты в местах, где было много беспризорных детей. Последние десять лет она готовила добровольцев для работы с детьми, зараженными СПИДом. С помощью Пэт было подготовлено столько медсестер, что их хватило бы на все больницы Бостона.

— Она была замечательной женщиной.

— О да. — Глаза Брэда увлажнились, он погрузился в воспоминания.

Дженна протянула руку, коснулась его плеча. Это был жест сочувствия. Странно, подумала она, что ее тянет к человеку, столь привязанному к своей покойной жене. Однако решила она, в этом нет ничего странного. Как психолог, Дженна понимала, что преданность Брэда памяти Пэт является свидетельством его способности любить.

Заметив, что старик официант поглядывает на часы, Дженна посмотрела на свои.

— Уже очень поздно, — с сожалением сказала она. — Думаю, что старый джентльмен ждет не дождется, когда мы уйдем.

— Можно я вас поцелую? — спросил Брэд, когда они остановились у дверей квартиры Дженны.

— Что?

— Наше первое свидание! — напомнил он.

— Господи, вы действительно старомодны.

Но на самом деле Дженна была очарована Брэдом.

— Думаю, — сказала она, — я тоже достаточно старомодна.

Их губы соприкоснулись, он нежно погладил ее по щеке. Ласка была бесхитростной, но обещала многое: она будила воспоминания о том далеком времени, когда ее желали и любили. Дженне хотелось, чтобы эта невинная ласка продолжалась вечно.

Постепенно Дженна поняла, что ее объединяет с Брэдом не только чувство утраты и одиночество. Оба любили Норт-Энд и музей Изабеллы Гарднер, ненавидели диеты и то, что выдавалось за современное искусство. Но что еще важнее, им было легко друг с другом. Сидели ли они на стадионе или прогуливались по набережной, темы для разговоров не иссякали. Даже молчание их не тяготило — то было очень доверительное и доброе молчание, а не пустота, которую надо было чем-то во что бы то ни стало заполнить.

Однажды в субботу, когда они жевали сандвичи в открытом кафе, Брэд удивил ее неожиданным предложением.

— Я бы хотел пригласить вас на чай в дом моей матери. Завтра.

— Вашей матери?

— Да. Надеюсь, что вы станете очень важной частью моей жизни, и мы не можем сбросить со счетов существование моей матери. К тому же это может оказаться забавным.

Дженна была тронута и польщена. Однако, вспомнив о своей свекрови, ужасной Фаизе, она усомнилась, что знакомство окажется «забавным».

И не ошиблась.

Абигайль Уитмен Пирс оказалась столь же впечатляющей, как и ее аристократическое имя.

Худая, прямая, как палка, старуха с жесткими седыми буклями жила на Бикон-Хилл в доме, больше похожем на музей.

Когда она на европейский манер в обе щеки расцеловала сына, ее жесткие серо-стальные глаза на мгновение смягчились, но только на мгновение. Когда Абигайль повернулась к Дженне, взгляд старухи не сулил для гостьи ничего хорошего.

— Вы знали Патрицию, дорогая? — спросила Абигайль за чаем и сандвичами с кресс-салатом.

— Нет, — ответила Дженна. — Но мне известно, что это была особенная женщина.

— В самом деле. Именно такой она и была. Прекрасная была жена для Брэдфорда. Просто незаменимая, могу добавить.

Дженна вежливо улыбнулась, прекрасно понимая, что хочет сказать Абигайль.

— Откуда вы приехали, дорогая?

— Из Египта. Я родилась в Каире, но выросла во Франции.

— Мы с покойным мужем однажды были в Египте. Постойте, когда же это было? Ах, да, лет тридцать назад. Очень колоритное место, очаровательная история. А местные жители очень… очень живописны.

Дженне стало невыносимо обидно от покровительственной манеры Абигайль разговаривать. «Все правильно, — подумала она. — Абигайль — типичная мать, такая же, как Фаиза. Ни одна женщина не может быть достаточно хороша для ее любимого сыночка». Только Патриция Боумен была достойна чести быть женой Брэдфорда Пирса.

— Катастрофа! — сказала она Брэду, когда они покинули наконец дом на Бикон-Хилл. — Вселенская катастрофа!

— Все не так уж плохо, — возразил Брэд. — Мать, конечно, любого может вогнать в краску, но в таких случаях очень помогает чувство юмора. Как ты думаешь, что помогает отделываться от ее хитрых уловок, когда она пытается познакомить меня с «подходящей женщиной»?

Дженна нисколько не удивилась. Итак, Абигайль была готова принять только «подходящую» женщину.

Дженна Соррел явно не подходила под это определение. «Ну что ж, — сказала себе Дженна, — ты не нравишься Абигайль. — Вам обеим придется с этим смириться. Например, тебе не нравится Жаклин, но зато она нравится Кариму, и ты терпишь несносную девчонку».