Миражи

Девушка была счастлива. Прошло более двух лет с начала ее работы в усадьбе. Это были интересные, насыщенные событиями годы, раскрашенные в самые яркие цвета и оттенки. За это время она умудрилась заочно окончить Высшую школу туризма, потратив на это два своих заслуженных отпуска, слетать с Шуркой и Катькой в Турцию, купить в районном центре однокомнатную квартиру. Шарапова ни в чем себе не отказывала. Ей платили достойную зарплату, в финансовом плане она была независима. Да и от избытка внимания тоже не страдала, это, безусловно, не могло не льстить. В первый Сиреневый вечер Гончаров сказал про масштабы и не ошибся. Юлька знала, что нравится многим, часто ловила на себе восхищенные взгляды, домой и в усадьбу нередко присылали цветы и подарки. Цветы девушка принимала, подарки — никогда. Ей не хотелось быть кому-то обязанной. Она дорожила своей репутацией, и за два года в совершенстве отточила линию поведения. Ни во взгляде ее, ни в улыбке, ни в словах никогда и намека не проскальзывало на флирт или что-то большее. Хотя, конечно, если б только захотела, могла б с легкостью выбрать себе из тех, кто бывал в Сиренево, и мужа, и любовника.

А она не хотела даже не потому, что работала с людьми, авторитет которых пришлось завоевывать с трудом, да к тому же еще и с людьми, которые жили с ней рядом, в деревне. И пусть она не очень-то дорожила чужим мнением, но мысль о том, что ее имя будут трепать на каждом углу, не прельщала. Шарапова так вошла в роль администратора Сиренево и наследницы семьи Четвертинских, что напрочь забыла про себя настоящую.

Эта жизнь в какой-то момент превратилась в роль, которую она исполняла уже более двух лет. А между тем эта жизнь была всего лишь миражом, который завораживал, манил, увлекал и ослеплял, но не мог заполнить пустоту внутри. Да, ей завидовали и восхищались, со стороны все выглядело очень красиво и благополучно. Так оно и было на самом деле, если бы не одно «но». Все это не давало того, чего жаждало сердце. Юлька снова пряталась за искусственную реальность, а сердцу хотелось любви. И хоть порой ее настигали воспоминания об Ариане, она уже не верила, что когда-нибудь они встретятся снова. Однажды он дал ей слово и был верен ему. Возможно, Старовойтов стал счастливым, забыв ее. Впрочем, в это верилось с трудом. А может, в это просто не хотела верить она. Интуиция подсказывала, если б Ариан забыл ее, он бы вернулся. Пока же он оставался в Англии, и их разделяло расстояние в тысячи километров, мужчина мог не беспокоиться за свое душевное равновесие. Юля часто думала о нем, очень хотелось хоть что-то узнать про него, но спросить было не у кого.

В конце октября заметно похолодало. Утром Юля вытащила из шкафа красные замшевые ботильоны на каблуке, которые подходили к атласной модной блузке и черной юбке, что облегала бедра и доходила до колен. Собираясь на работу, Шарапова не допускала в своих нарядах вольностей, придерживалась официального или классического стиля. Уложив волосы, она сделала макияж и, как обычно, дополнила образ капелькой дорогих изысканных духов. Она не была в Сиренево целую неделю, впервые за два с половиной года позволив себе импровизированную командировку по усадьбам республики. Приглашали давно, но каждый раз проходили мероприятия, на которых не присутствовать она не могла. А тут выдалось неожиданное затишье, и оно совпало с приглашением. Согласовав его с Москвой, Юля наслаждалась историческим наследием страны, знакомилась с новыми людьми, посещала семинары и экскурсии. Конечно, даже когда приходилось уезжать на сессию, девушка беспокоилась и позванивала в Сиренево, по-другому уже не могла, но неделя прошла благополучно. За несколько лет работа была налажена так, что какие-то эксцессы или авралы не должны были ее потревожить.

Как случалось уже не раз, через несколько дней она заскучала по усадьбе. Поэтому собиралась этим хмурым утром с радостным предвкушением. И пусть порой работа в имении утомляла, но сердце каждый раз замирало, когда, поднимаясь по сиреневой аллее парка, она видела просвечивающиеся сквозь кусты и деревья светлые стены дома и флигелей.

— Юленька, ты с матерью давно в последний раз говорила по телефону? — спросила бабушка, когда она присела к столу, чтобы позавтракать.

— Давно, а что? — ответила девушка. — Я с Настасьей чаще общаюсь! Что-то случилось? Они приезжают?

Бабушка кивнула.

— Сегодня Таня с Ваней в Минск поехали, в аэропорт! Они все возвращаются домой! — бабушка тяжело и горестно вздохнула.

Старшая дочка Марина с некоторых пор стала затаенной болью Федоры Николаевны, причиной ее частых слез. Столько несчастий приключилось в их семье через нее, но именно она подарила самую большую радость — внучку Юленьку. Федора Николаевна любила ее так сильно и самозабвенно, как, наверное, даже детей своих не любила, не говоря уже о других внуках, которые не были ей так близки, как эта девочка.

— Надолго приезжают?

— Насовсем! Марина с твоей сестрой теперь будут жить вместе с нами, по крайней мере пока!