В тот же день они побывали на ферме, увидели безумных животных, грызущих свои хвосты и конечности. Лисы взвизгивали, кружили по клетке и вновь принимались истязать себя. Смотреть на это было невыносимо печально. Ветеринары и звероводы, конечно, делали всё возможное, чтобы сохранить зверей.
Журналистов разместили в амбулатории – отдельно стоящем строении с крылечком. В доме было тепло, трещали в печи смолистые поленья, через дырочки дверцы сполохи постоянно проецировали на стену живую пляску огня. Две небольшие комнаты-палаты были чисто убраны и заправлены белоснежным бельём. Горка подушек возвышалась совсем по-домашнему. На столе заботливо собран поднос для чаепития. Китайский термос источал запах роз, но не потому, что они были нарисованы, – настоящий распаренный шиповник отдавал флюиды лета. За чаем Оля и Илья старались не встречаться взглядами. Вскоре Илья ушёл отослать корреспонденцию и решить вопрос об аренде лодки для завтрашней поездки на озёра. Пострелять уток было его мечтой.
Поплотнее запахнув куртку, Оля вышла на крыльцо. От реки уже тянуло холодом. Тайга и река, в вечерних сумерках изменившие размеры, как будто придвинулись вплотную. Ей хотелось опоры, чего-то надёжного. Оля села на скамейку и ухватилась за перила. Тело было напряжено, сжалось и дрожало от страха. Против убийства протестовала каждая клетка.
– Должно быть, так же трясётся от страха ребёнок. Если что-то одно болит у человека, всё тело страдает. А тут замыслилось страшное!
Оля посмотрела на усыпанный звёздами небосвод и услышала мириады сигналов. Каждая мигающая точка посылала ей сочувственные вибрации.
– Выбор у меня один – дать жизнь ребёнку. А чтобы не причинить вреда, надо исключить все травмирующие моменты. Как – это ежедневная задача. Моя! – уточнила она с горечью.
Некоторое время Оля бездумно всматривалась в россыпи небесных светил. Отчаяние, держащее её в жёстком корсете, незаметно ослабело. Изредка падали метеориты, оставляя росчерки таинственных устремлений. Над домами поднимались высокие белые столбы дыма, обещая надёжное убежище человеку. Послышался ленивый лай собак.
Вскоре подошёл Илья в сопровождении местного жителя. Тот назвал себя Савелием и пообещал Оле самолично с утра опробовать лодку в ледовом крошеве. Ночью были заморозки, по реке шёл колотый лёд, шуга по-здешнему.
Илья уснул сразу, едва забрался под одеяло. Оля медленно перебирала события длинного и необычного сегодняшнего дня. Услужливое сознание убирало жалящие, как крапива, мысли и направляло внимание на маленькое существо, теперь главное в её жизни. Она изредка вздрагивала, как после затухающих рыданий. В незанавешенное окно заглядывали из своего далёка звёзды. Им салютовали короткими яркими фейерверками догорающие в печи поленья. Под полом бегали, шуршали шустрые существа. Пел сверчок. Кто-то, оставляя звуковую цепочку царапающих коготков, пересёк комнату и отправился по своим важным делам. Совсем рядом ухнула сова, видимо, она жила под крышей и летала на охоту. «Суета и хлопоты о пропитании, совсем как у людей», – подумала Оля и уснула.
Утро стояло у крыльца недовольное, хмурое, насторожённое. Савелий, разбудивший их, уже спустил лодку на воду, и они с Ильёй прошли на ней вдоль берега. Оказалось, шуга идёт плотнее, чем накануне. Лодочник, выпивший с ними чай, вышел на крыльцо, смотрел на реку. Отворяя дорогу трудным словам, прокашлялся деликатно:
– Ты бы, Илья, тово, отложил искурсию. Утка-то будет, куда ей деться, её к земле жмёт в такую непогодь. Не нравится мне эта глушина. Да и шуга дело опасное. Лодка плохо слушается.
– Мы ненадолго, Савелий, до обеда управимся. У меня опыт есть, на долблёнке плавал. В случае чего Оля поможет… советом, – улыбнулся Илья, привязывая к крючкам в лодке рюкзак и ружьё.
– Так ты с женой? – возникло молчание. – Ну, как знаешь.
Савелий закурил и, всем видом выражая несогласие, посопел, потоптался, поскрёб в голове – жалко ему было красивую молодую деваху, натерпится ведь, – махнул рукой и пошёл в посёлок.
Из лодки река показалась очень широкой. Первые метры дались с трудом, лодка крутилась, как ложка в масляной каше. Илья с трудом выводил её на середину реки, там поспокойнее. В какой-то момент потянуло свежаком. Порыв ветра промчался, как будто это был взмах огромного меча. Долблёнку играючи развернуло и потащило вниз по течению к оставленному берегу. Илья изо всех сил сдерживал её неуправляемый сплав и даже вернул на прежний курс. Подоспевшие атаки ветра превратили реку в кипящий котёл. Тяжёлая вода ходила бурунами. В минуты затишья Илья, выбиваясь из сил, правил лодку к берегу. Расстояние заметно сокращалось.
И вдруг всё стало меняться, как в кино с применением спецэффектов. «Вытеснение», «наплыв» и «затемнение» происходили на глазах. Чёрная туча стремительно закрыла оставшуюся светлую полосу, берег едва угадывался, послышался мощный далёкий гул и запахло гарью. В лодке было полно воды. Оставшиеся десять метров дались с большим трудом, но помог новый порыв ветра, лодку перевернуло и выбросило на берег.