Миражи в городе любви (сборник)

– Если поверхностно посмотреть, то, конечно, здорово, – задумчиво ответила Алена. – Чистенько, тротуары чуть ли не языком вылизаны, дома свежевыкрашенные, порядок кругом. А как на самом деле, не знаю, для этого там пожить надо. – Она помолчала. – Кстати, немцы, как мужики, внешне интересные, – хохотнула Алена, – не то, что бабы их, те-то красотой особо не страдают.

Девушки помолчали. Пора было заканчивать перерыв и приступать к работе.

– Вы мне лучше посоветуйте, девчонки, где мне денег-то побольше взять? – смеясь, спросила Алена. – Я сейчас за все халтуры браться буду, ни от чего не откажусь.

– Мужика какого-нибудь раскрути, вот что! – хором посоветовали подруги. – С твоей-то внешностью!

– Ох, не хочется, а придется! – отшучивалась Алена.

Перерыв закончился. Девушки встали, потянулись и, почувствовав себя немного отдохнувшими, пошли работать.

* * *

Стас сегодня работал на киносъемке. Группа трудилась над созданием фильма на столь популярную в последнее время криминальную тему. Сегодня снимали две сложные, длительные, психологически напряженные сцены допросов.

На первой из них следователь допрашивал подследственную: он оказывал на нее психологическое давление, пытался «расколоть» ее. Она же, стремясь отвлечь его внимание от щекотливых, болезненных для нее вопросов, изображала истерику. В общем, она так и не «раскалывалась».

Во второй сцене допроса дело обстояло уже иначе. Под давлением неопровержимых улик, собранных следователем, подследственная все-таки вынуждена была, наконец, дать признательные показания. В результате, в самом конце сцены у нее происходит психологический срыв, после которого ее уводят обратно в камеру.

Понятно, что обе сцены в готовой картине должны были находиться в совершенно разных местах. Но специфика кинопроизводства была такова, что в целях быстроты и, соответственно, экономии требовалось снимать эти сцены вместе, в один съемочный день.

Съемки происходили в арендованном павильоне, представляющем собой не что иное, как сборный металлический ангар. В углу этого павильона была построена декорация, изображающая следственное помещение, где происходил допрос. Там находился простой стол, пару стульев, решетка на «окне».

Режиссер стоял с мегафоном в руках. Весь его вид говорил о том, что он несет ответственность за все, происходящее на съемочной площадке. Выражение его лица было сосредоточенным и даже сердитым, на скулах у него ходили желваки. Вообще-то в ангаре можно было говорить и без мегафона, однако режиссер обладал хотя и твердым, но глуховатым, тихим голосом. А слышать его указания должны были все.

Рядом с режиссером стоял оператор со своей камерой. Поодаль, немного сзади, как бы вторым планом, толпились члены съемочной группы. Их было немало, и каждый внимательно наблюдал за вверенным ему участком работы, все ли там в порядке. Съемочная группа состояла из помощника режиссера, костюмера, гримера, художника, реквизитора, осветителя, помощника звукооператора, нескольких ассистентов и администратора.

Стас, будучи осветителем, держался ближе к оператору, так как он подчинялся непосредственно ему и был у него, что называется, на подхвате. Он должен был находиться рядом с ним, чтобы, в случае необходимости, сразу выполнить его указание. Стас подносил нужную осветительную аппаратуру, устанавливал приборы, поправлял их, если оператор того требовал. Кроме того, он держал небольшие ручные лампы, включал нужный свет и выключал ненужный. Короче, он делал все необходимое, чтобы освещение кадра было на должном уровне.

Те сцены, которые они сегодня снимали, были наполнены психологизмом. Содержанием этих сцен было напряженное противостояние следователя и обвиняемой, как бы острая словесная дуэль между ними. В основном, там были крупные планы, на которых должны были «играть» лица актеров, чтобы показать все нюансы их чувств и переживаний. Поэтому многое в сегодняшней съемке зависело от освещения, оно было сложным, с разнообразными поворотами, бликами, подсветками, контрастами света и тени. Так что работы Стасу хватало.

Вот только актриса попалась капризная. Это была молодая восходящая звезда, вернее, считающая себя таковой. В последнее время она, действительно, довольно много снималась в сериалах. Видимо поэтому она, как это нередко бывает с амбициозными молодыми актерами, возомнила, что для создания имиджа звезды ей необходимо обязательно капризничать, изводить окружающих своими требованиями, короче, всячески приковывать их внимание к своей персоне. Однако актриса была талантлива, в своих ролях она была убедительна, народу она нравилась, и поэтому продюсер и режиссер молча скрипели зубами, но терпели ее капризы.