Миражи в городе любви (сборник)

– Юра, пойми, когда ты требуешь, чтобы я все время была при тебе, когда ты не даешь мне ни шагу ступить, когда ты злишься, если я где-нибудь задерживаюсь, то я чувствую себя, как птица в клетке. А ведь я тоже человек! – выкрикивала Марина. – Мне хочется находиться среди людей, бывать в интересных местах, чувствовать пульс жизни. Я ведь еще молодая, Юра, неужели ты этого не понимаешь?

Юрий Борисович стоял, опустив голову и задумавшись. Нельзя сказать, что все это было для него полной неожиданностью. Конечно, в глубине души он понимал причину разногласий, постепенно нарастающих между ним и его молодой супругой. Но он не думал, что жена, судя по всему, уже давно и четко все для себя сформулировала.

– А ты что, разве не знала о нашей разнице в возрасте, когда выходила за меня замуж? – продолжал нападать на нее муж. – Выходит, в тот момент тебя это не волновало, да? Понятно, почему!

– То есть, как это? Что ты имеешь в виду? – удивленно спросила Марина.

– А то, что, тебя, как теперь выясняется, интересовал не я, а лишь эта квартира, – он выразительно обвел рукой все вокруг, – плюс машина, дача и все остальное. Выходит, после твоей питерской семейной коммуналки захотелось пожить в хороших условиях, да? – зло сверкнув глазами, процедил он.

Марина стояла молча, с округлившимися от недоумения и одновременно испуга глазами. Так сильно они еще никогда не ссорились. То есть, между ними бывали, конечно, мелкие размолвки из-за какой-нибудь ерунды, вполне естественные для каждой супружеской пары, но такого не было никогда.

Самое ужасное заключалось в том, что все, о чем они сейчас в пылу ссоры говорили, точнее, выкрикивали друг другу, было правдой. Пусть не столь резкой и грубой, а более завуалированной и психологически вполне объяснимой с точки зрения каждого из них, но, тем не менее, правдой.

– Между прочим, меня предупреждали, – запальчиво продолжал Юрий Борисович, – а я, старый дурак, не послушался. Мне еще до нашей свадьбы говорили, что, мол, ей, то есть, тебе, нужна только квартира и все прочее, а тебя она, дескать, не любит.

– Это кто еще тебя предупреждал? – возмущенно спросила Марина.

– Да все, – он запнулся, ему не хотелось переходить на личности. – Родственники, неважно кто. – Он замолчал, как будто что-то вспоминая. – Кстати, даже в ЗАГСе, когда мы документы подавали, инспекторша доверительно меня спросила, когда ты отошла к зеркалу: мол, не боитесь ли, что невеста, желая вступить в брак при такой разнице в возрасте, руководствуется посторонними соображениями? Я тогда уже почти готов был сказать ей пару ласковых слов, но сдержался, не хотел портить себе настроение. А надо было мне, старому дураку, прислушаться к опытному человеку.

– Ах, вот как, – не нашлась, что сразу ответить Марина. – Значит, как выяснилось, ты уже давно меня подозреваешь во всех смертных грехах?

Она больше не могла терпеть эту враждебную, до предела насыщенную негативными разрядами атмосферу. Быстро натянув сапоги и на ходу надевая шубку, она бросила в пространство слова, обращенные к мужу: «Пойду, пройдусь!».

Затем она выскочила из квартиры, хлопнув дверью. Доехав на лифте до первого этажа, выйдя на улицу и вдохнув полной грудью мартовский воздух, в котором едва ощущался запах предстоящей весны, Марина быстрыми шагами пошла по улице. Она по привычке стремилась успокоиться с помощью энергичной ходьбы. Господи, как жаль, что они поссорились накануне восьмого марта, правда, до праздника оставалось еще целых шесть дней, но все-таки…

Боже, как она устала от всего этого, оттого, что надо снова и снова возвращаться в эту золотую клетку. Сколько это будет еще продолжаться? Как хорошо было бы, если бы все каким-то образом переменилось. А как это может перемениться? Мужу шестьдесят пять всего, да к тому же он спортом увлекается в последнее время, – иронически подумала она.

Марина вдруг почувствовала, как много раздражения и даже ненависти к мужу накопилось в ней. Последнее было особенно неприятно, потому что Юрий Борисович, в общем-то, не заслуживал этого, скорее, наоборот.

Быстро идя по улице, она неожиданно поймала себя на мысли, что в ее воображении возникла картина похорон мужа, и она с ужасом призналась себе, что испытывает в этот момент чувство облегчения, правда, смешанное с жалостью. «Господи, что же со мной происходит? Вот до чего докатилась уже», – пронеслось у нее в голове. Затем, как будто в каком-то пошлом, дурацком кинофильме, перед нею, сменяя одна другую, замелькали картины избавления от супруга. Вот она подсыпает ему в стакан какую-то отраву, и он, выпив ее, картинно хватается за сердце и падает, как подкошенный. Или она просит его повесить шторы, и он, поскользнувшись на подоконнике, срывается из окна седьмого этажа прямо на асфальт. То вдруг оба они стоят на вершине горы, на самом ее пике, и Марина, как профессор Мориарти, коварно толкает своего супруга в пропасть. То вдруг она, стоя в углу темной подворотни, с заговорщицким видом передает толстую пачку долларов киллеру, прося его устранить супруга.