Миражи в Лялином переулке

– Да ладно. Мне не жалко. И Олег тратит много денег.

– На что?

– Он покупает старинные монеты.

Лялька оживилась. Привстала с кресла и, выдохнув дым мне в лицо, сузила глаза.

– А почему покупает монеты? Ты задавала этот вопрос?

– Олег нумизмат.

– Отличное хобби. Олег Александрович занимается нумизматикой! Это так интеллигентно, так современно… В компании мамочкиных друзей можно сказать: «У меня редкая коллекция древних русских монет. Я публикую статьи в зарубежных журналах по нумизматике». А про себя подумать: «Да, я среди вас самый богатый. Моя коллекция стоит десятки тысяч долларов».

– Ты серьёзно? – удивилась я.

– Абсолютно. Пока Олег сидел на твоей доверчивой шее, у него выросло неплохое состояние.

– Ну и ладно. Пусть радуется.

– Ритуль, ты или святая, или притворяешься. – Взглянув на меня сквозь дым, Лялька помолчала минуту и вздохнула: – Нет, не притворяешься.

– И святой меня не назовёшь.

– Иногда кажется, что на многие вещи ты смотришь не так, как другие, – пробормотала Лялька.

– Все мы смотрим по-своему.

– Я не про угол зрения. Такое впечатление, что ты задержалась в детстве, но при всём при этом играешь женщину.

– Может, и задержалась. Не случайно в школу пошла.

Лялька разлила по фужерам остатки коньяка и спросила:

– Почему ты не родила?

– Олег не хочет детей.

– Вот как…

По всей вероятности, коньяк отпустил тормоза, и Лялька стала вести себя несколько бесцеремонно. Однако я продолжала:

– К тому же у Олега есть взрослый сын.

– Отлично, – воскликнула Лялька. – У него есть сын, а тебе, выходит, никого не надо.

– Зачем ты так?

Я растерялась. Внутренний голос говорил: «Лялька права». Однако жалость к Олегу стучала в висок: «Он так одинок, нуждается в тебе…»

– Попробуй объективно взглянуть на Олега, – наступала Лялька. – У него есть сын, мать, ты – преданная и верная. Он живёт с тобой в хорошей двухкомнатной квартире. А на Фрунзенской набережной – собственная трёхкомнатная квартира.

– Там же Татьяна Леонидовна.

– О том и речь. Как истинный математик, Олег точно всё рассчитал. Сына вырастила первая жена. Верно? Никита уже взрослый человек, сам зарабатывает на жизнь. Мама – это святое. Насколько я понимаю, она для Олега – идеал. Ты – молодая здоровая баба. Жена-любовница. А новые дети… Зачем вешать ярмо? Пелёнки, бессонные ночи, декрет… К тому же семью надо содержать. Разве я не права?

Я опустила голову на стол и опять заплакала.

– Мне и так плохо, а ты…

– Ритуля, солнышко! Прости меня, дуру.

Лялька вскочила и бросилась ко мне.

– Сколько раз ругала собственный язык. Сколько раз говорила себе: «Не лезь, пока не спрашивают».

– Ничего-ничего. Сейчас пройдёт, – всхлипывала я. – Ты права, я живу как зашоренная.

– Ну и живи. Как нравится, так и живи. А подружкам, таким как я, бей по лбу. Пусть в твою жизнь не лезут.

– Таких как ты у меня нет.

Я улыбнулась и подняла мокрое от слёз лицо. Лялька подошла к окну.

– Успокоила, называется, – проворчала она.

В моей голове пульсировали Варькины слова: «Сначала мы, потом мужики. Мы… потом мужики».

– Не случайно встретила Варьку, – сказала я.

– Почему? – удивилась Лялька.

– Это судьба, ведь Варька – из детства. Она появилась и, не желая того, сделала так, что мой дом зашатался.

– Значит, был карточным, – ответила Лялька.

– Так и есть.

– Я пойду. По-моему, тебе нужно побыть одной. – Поцеловав меня в макушку, Лялька добавила: – Держись. Если что, звони.

– Спасибо тебе.

Было ощущение, что кокон, в котором я жила, дал трещину. У меня появилось чувство свободы, а вместе с ним несвойственная мне критичность.

Как я раньше не замечала? Уму непостижимо. Лялька права, интеллигентность Олега наигранная. Он, конечно, умён, поэтому непрост. Глядя на него, окружающие думают: «Какой сдержанный, какой тактичный – мечта любой женщины». Видели бы они его сегодня! Физиономия перекошенная, интеллигентности след простыл!

Во мне опять закипала обида:

«А я-то – дура великовозрастная! Начиталась романов. Стоило отойти от привычной жизни, как сдержанность Олега испарилась. И что открылось? Дремучие мужские страсти. Грубые и примитивные».

Я фыркнула и пошла в спальню. Мозг работал в заданном направлении, и мысли скакали, как разбуженные осы. Одна из них, блеснув молнией, заставила меня остановиться.

«Мужчины не могут понять женщин. Никогда», – громко заявила о себе мысль и ушла в копилку под названием «Житейские истины».

«Банально, но правильно, – согласилась я. Никому не дано заглянуть в чужую душу и личную жизнь. А если и удастся, восприятие зависит от угла зрения. Взять нынешнюю сцену у двери. Допустим невозможное: Олег незримо остался бы в квартире и не только наблюдал бы за мной, но и слышал, о чём я думаю. Не исключено, что в таком случае он подошёл бы и сказал: “Хватит, Маргарита. Поплакала, и будет”. А за ужином расспросил бы о Варьке и поговорил бы на тему богатых подружек».

Мало-помалу эти рассуждения меня успокоили. Я подошла к трюмо, села на пуфик и посмотрела на себя в зеркало.