Как и "Вечера", "Миргород" был составлен из двух частей, отдельно сброшюрованных, но вышедших вместе как части одной книги. В первую часть вошли "Старосветские помещики" и "Тарас Бульба"; во вторую — "Вий" и "Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем". Из этих четырех повестей только последняя была до этого напечатана в сборнике "Новоселье", ч. II, 1834 г.; остальные три были для читателя новостью.
Печатание "Миргорода" осложнилось упомянутым выше эпизодом: изъятием предисловия к "Повести о том, как поссорился…" Предисловие это занимало в книге две страницы (оборотная оставалась пустой). Но Гоголю удалось избежать переверстки листов: по-видимому, именно для этого он дополнил текст "Вия" (за которым следовала "Повесть о том…") концовкой, занявшей тоже две страницы (разговор Горобця с Халявой о судьбе Хомы). Он воспользовался этим случаем и для новой правки текста "Вия" — как видно, наименее доработанной из всех четырех повестей. Подробности об этой правке, а также об изъятии предисловия, см. ниже, в комментарии к "Вию" и к "Повести о том, как поссорился…"
"Миргород" вышел в свет вскоре после 20 февраля и не позже 10 марта 1835 г. Даты эти устанавливаются на основании писем Гоголя: 31 января 1835 г. Гоголь пишет Погодину: "…я стараюсь, чтобы через три недели вышло мое продолжение "Вечеров""; 9 февраля пишет ему же, что "Вечера на днях выходят"; и 20 февраля, т. е. по истечении трехнедельного срока: "моя книга уже отпечатана и завтра должна поступить в продажу". Поступила ли книга в продажу именно 21 февраля — неизвестно, но 10 марта 1835 г. Гоголь уже пишет С. П. Шевыреву: "Посылаю вам мой Миргород". Таким образом, печатание "Миргорода" заняло около двух месяцев (считая со дня цензурного разрешения), — почти столько же, сколько печатание "Арабесок" (вышли в свет не позже 22 января 1835 г.). Как видно, недоразумение с изъятым предисловием было ликвидировано более или менее безболезненно.
В сознании большей части критики 30-х годов "Миргород", в соответствии с прямым смыслом заглавия, был продолжением "Вечеров на хуторе" и оценивался соотносительно с этими повестями. Как и в оценке "Вечеров", направление критических отзывов о "Миргороде" зависело преимущественно oт того, как воспринимались представителями различных общественных групп заключенные в повестях Гоголя элементы демократизации литературы а именно: подрыв ее норм вводом "низового" героя, отказ от прописной дидактики, ирония, прямая или скрытая сатира, наконец реалистический метод творчества — всё то, что переключало литературу из плана активно-панегирического или невинно-развлекательного в план критического отношения к современной действительности.
Подголоски правящих кругов, представленные группой Булгарина, получили в половине 30-х годов сильное подкрепление в Сенковском и его широко популярном журнале. Журнальная конкуренция между "Северной Пчелой" Булгарина и "Библиотекой для чтения" Сенковского, мелочная полемика между ними и даже случаи более или менее серьезных разногласий по частным вопросам, не устраняют очевидного факта общности их политической позиции. Неудивительно, что к такому явлению, как "Миргород" Гоголя, отнеслись они в общем одинаково.
Для реакционной журналистики 30-х годов характерна враждебная оценка "Повести о том, как поссорился…" как повести "грязной", "взятой из дурного общества" (Сенковский), как "неопрятной картины заднего двора человечества" (П. М—ский) и рядом с этим сочувственная оценка "Старосветских помещиков" и "Тараса Бульбы", воспринимаемых, однако, не в их новаторском существе, а по связи с привычными чувствительными или патетическими повестями. Рецензии П. М—ского (в "Северной Пчеле" (1835, № 115, стр. 457–458) и Сенковского в "Библиотеке для чтения (1834, т Ш, отд. V, стр. 29–32) в этом сошлись совершенно; Сенковский прибавил отрицательную оценку "Вия", оставленного П. М—ским без внимания. Заметим, что рецензент "Северной Пчелы" отрицательно оценил и заглавие книги и эпиграф к ней: "Назвав свою книгу, не знаем почему, именем уездного города Полтавской губернии, автор придал ей два самые странные эпиграфа… Нынче в моде щеголять странностию эпиграфов, которые не имеют ни малейшего отношения к книге". Этим непониманием еще больше подчеркивалось, что реалистические и сатирические элементы сборника в глазах рецензента не имели никакого значения.